Краденая победа

Лачи не знала, что заставило ее бежать из родного города - насколько она

знала, таких, как они, везде презирали, но нигде не отказывались от их услуг.

Едва ли то было какое-то преступление - доброта старшей подруги уступала только

ее красоте. Может, зависть подружек? Или бегство от безнадежной любви? Лачи

никогда не расспрашивала, считая, что подруга имеет право на секреты.

- Трудная ночь была, Суба? - поинтересовалась Лачи. Суба - это для своих.

Так-то подругу зовут Субашини.

- Глаз не сомкнула! - устало усмехнулась Субашини, облизнув припухшие от

поцелуев губы. И затараторила в южной манере, порой сбиваясь на родное наречие

тали и торопясь выложить новости бурной ночи. - Пока буря была, все озверели от

сидения дома, теперь так и валят - как, хи-хи, тараканы из мойки... У храма

где-то стреляли, слышала? Ой, Лачи, это где же ты была, что за ночь такой живот

нагуляла? - Выражение лица таликотки менялось под стать голосу, теперь оно

просто лучилось весельем. Только в глазах - смертельная усталость.

- Это не живот... Слушай, я тебе кое-что скажу, но это будет наша тайна.

Понимаешь, только наша...

Веселье с лица подруги как ветром сдуло. Она повела Лачи по сумрачным

коридорам, пока не откинула тяжелый полог, закрывавший дверь в ее комнату. Здесь

было уютно, прохладно и тихо, нет ничего лишнего. Комнатка невелика, большую ее

часть занимает расстеленное прямо на полу просторное ложе. Оно, собственно, и

является тут самым важным и необходимым предметом - как гончарный круг в лачуге

гончара, горн и наковальня в кузнице, ткацкий станок в жилище ткачей. Изящный

плетеный столик с зеркалом, на нем разложены румяна, сурьма, помада, подводка

для глаз, многое другое, необходимое для дела. Отдельно стоят несколько склянок

с благовониями, тлеет в бронзовой подставке ароматная палочка-агарбати.

Разгоняют мрак лишь изящная бронзовая лампа, заправленная розовым маслом. Там

стоят крошечные изображения главных божеств и самое большое - сладостной

Амриттхи, прекрасной и любвеобильной супруги великого Аргиштхи. Всем нужна

милость небожителей. Особенно тем, кому нечего ждать милости от людей.

Сейчас заведение Падмалати пустует, "гости" уже получили, что хотели, и

отправились спать, спят и уставшие за ночь куртизанки. Жизнь возобновится ближе

к вечеру, пока тишину ничего не нарушает.

- Тут нас не услышит никто посторонний, - произнесла Субашини. - Говори, что

хотела, только быстро.

Вместо ответа Лачи частично размотала талху, и в ее руках появился младенец.

Увидев над собой два незнакомых лица, он стал негромко хныкать.

- Голодный, - определила Субашини. - Где ты его нашла... Погоди, пеленки-то

какие богатые, краше моей талхи... Богатые совсем совесть потеряли. Ну ладно, мы

подбрасываем порой детей, когда не хотим, чтобы они разделили нашу судьбу. Но

эти-то что, озверели?

- Никто не подбрасывал! - зашептала Лачи. - Я его забрала во дворце, иначе бы

его убили...

По мере рассказа доброе круглое лицо Субашини вытягивалось все больше.

- Сдурела?! Нашла, с кем связываться! Они все заведение в порошок сотрут и не

заметят!

- А что, лучше было дать его убить?

- Нет, но... Погоди, придумала! Во-первых, кто он такой - Падмалати ни слова!

Не думаю, что она его выдаст, но чем меньше соблазнов, тем лучше. Во-вторых,

надо придумать ему другое имя. Прем - "любимый" - почему нет? Настоящее имя

лучше забыть. Третье: браслет, пеленки эти... Припрячь понадежнее, а лучше

уничтожь... Нет, уничтожать не надо, может, пригодятся. Но первые годы, пока все

не успокоится - не доставай. И еще - чем меньше народу будет знать, что у тебя

ребенок, тем лучше. Сейчас его будут искать - и каждый, у кого внезапно

объявился младенец, попадет под подозрение.

- Может, передадим кому-нибудь? - предложила Лачи. - Зачем ему Марджани?

- А зачем Марджани нужен нам? Взамен умершего сладостная Амриттха наградила

тебя ребенком, Лачи - и ты еще нос воротишь? Не бойся, вырастим! А теперь беги к

Падмалати, а то тебе и впрямь всыплют!

Лачи неуверенно открыла легкую плетеную дверь и нерешительно замерла на

пороге. Ее встретила уже далеко не молодая женщина. Одетая в бирюзовую талху,

она вальяжно расселась в роскошном, стоящем, наверное, целое состояние, кресле

кешерской работы. Она неторопливо курила кальян, клочья дыма плыли в

таинственном полумраке комнаты, озаренном только дрожащими огоньками бронзовой

лампы. Время от времени женщина сплевывала в бронзовую плевательницу.

- Ага, вот и наша гулящая кошка, - вместо приветствия произнесла женщина, в

очередной раз сплевывая. Голос у "госпожи Падмалати" хриплый, какой-то скрипучий

и на редкость противный. И сама она была... Когда-то, наверное, наверное, первой

красавицей Джайсалмера. Но нелегкая жизнь, трое родов и малопочтенное ремесло

оставили на лице неизгладимую печать. Да и не занимаются этим в сорок шесть лет,

только если вовсе уж деваться некуда.

И все же было в Падмалати что-то неуловимо-притягательное. Наверное, глаза, в

которых видны и ум, и непреклонная воля. "Не была ли ты в прошлом рождении

воином, или женой воина?" - невольно подумала Лачи. Этот вопрос она частенько