— Ничего личного, — Мэй делает еще глоток шампанского, — не поступила в колледж, денег на оплату не хватило бы, хотя мне предоставили скидку на обучение. Нужна была работа, которая позволила бы одновременно снимать приличное жилье, откладывать деньги на обучение и оставляла бы достаточно свободного времени днем. Стриптиз-клуб подошел идеально. А то что он специфический… У всех свои маленькие слабости, а любители зверюшек платят больше.
— Почему ты называешь меня Араи Масамунэ? — Мэй называет его именно так не в первый раз, удивительно, что зацепился за построение фразы, — ты же американка.
— И ты тоже, — Мэй разглядывает пузырьки в своем бокале, а затем переводит взгляд на Масамунэ, — но ты прислал мне хризантемы. Я предположила, что ты ужасный традиционалист. Наверняка и на японском разговариваешь?
— Разговариваю, — в его ответе отчетливо слышится гордость, смешанная с легкой грустью, — у меня строгий отец, он требовал, чтобы дома я говорил на родном языке. А ты?
Отец Мэй ничего от нее не требовал, он был слишком занят зарабатыванием денег, чтобы вылечить мать, а потом работал на износ, чтобы спрятаться от своего горя. Мэй его не винит и никогда не винила — в те моменты, когда он вспоминал о том, что у него есть дочь, он дарил всю любовь и заботу, на которые был способен.
— Мои родители не считали это важным, — коротко улыбается Мэй, — в детстве я еще могла что-то сказать, сейчас разве что суши закажу.
***
Поначалу Мэй кажется редкой птицей, случайно попавшей в курятник — настолько чужеродно она смотрится в обстановке одного из любимых ресторанов Масамунэ. Но потом она улыбается, и улыбка эта словно освещает ее лицо изнутри; миг, и Мэй расслабляется и с любопытством осматривается, подмечая детали интерьера, и кажется, что они так ужинают по меньшей мере каждые выходные, а не впервые.
Черная кожа платья и россыпь янтаря на шее выгодно подчеркивают белую кожу — и как она умудряется сохранять ее такой под палящим южным солнцем? А в глазах то и дело вспыхивают лукавые искры, будто перекликаясь с бликами на огненных камнях.
Мэй умна, точна в высказываниях и очень остра на язык. Масамунэ не помнит, чтобы ему хоть с кем-то было так комфортно. Периодически он словно всплывает на поверхность и вспоминает, кем Мэй является на самом деле. Кажется, она это замечает, и тогда в ее взгляде вспыхивает предупреждающий огонек, который требует держаться в рамках цивилизованной беседы. Масамунэ думает о том, что работа в полиции изменила его слишком сильно, и теперь он не может просто насладиться ужином в компании красавицы, постоянно вспоминая о работе.
Им приносят лобстера, и Мэй берет в руки щипцы. Она с поразительной легкостью разделывает морского гада и, заметив взгляд Масамунэ, беспечно улыбается.
— Меня в детстве отец научил в подобном местечке, — она аккуратно вытаскивает кусочек нежного мяса и отправляет его в рот, — все так же вкусно.
Масамунэ хочется кормить ее из своих рук, настолько чувственно она слизывает с губ каплю масла, случайно попавшую после обмакивания мяса в специальную плошку.
— Сначала я подумала, что выбрала неудачный наряд, — она будто специально привлекает еще больше внимания к тому, как плотно обхватывает кожа платья ее изгибы, — но теперь понимаю, что не ошиблась. Если что-то упадет, смогу стереть следы быстро и без ущерба своему внешнему виду.
Масамунэ готов предложить ей запасной комплект своей формы, который всегда лежит в машине, но он не уверен, какую цель при этом будет преследовать — скрыть Мэй от посторонних глаз за ширмой свободной одежды или посмотреть, как она будет переодеваться.
— Как ты пришел в полицию? — Мэй аккуратно вытирает пальцы салфеткой и тянется за бокалом, — я тоже позволю себе быть стереотипной и скажу, что это не самый очевидный выбор для японца.
— Моя семья с тобой согласится, — фыркает Масамунэ, — мне пришлось потратить немало сил, чтобы настоять на своем выборе. Просто это… Правильно. Я вырос в бедном районе, где даже днем было не очень безопасно выходить на улицу. Копы приезжали редко и часто опаздывали. А когда приезжали — им обычно не радовались.
— И ты решил своим примером изменить расстановку сил? — проницательно замечает Мэй.
— Можно и так сказать. Просто я мог… Могу сделать хоть что-то, понимаешь? Не оглядываясь на то, какой расы или социального статуса человек передо мной, — Масамунэ очень хочется, чтобы Мэй поняла. Кажется, она понимает, потому что кивает с той же мягкой улыбкой. — Скажешь, что я безнадежен?
— Скажу, что ты романтик, и это вовсе не плохо, — она дарит ему понимающую улыбку, — превосходно, когда есть четкая цель. Это помогает не сбиться с пути.
— Что помогает не сбиться тебе? — она уже демонстрировала, что не так проста и поверхностна, как можно предположить.
— Искусство. Танцы. Я следую за своей звездой с четырех лет и пока ни разу не сбилась. Поэтому мне и нужно время днем — я тренируюсь.
***