Крадущийся тигр, затаившийся волк (СИ)

— Прости, дружище, — Рикс усаживает его в мягкое кресло, в котором Лабель моментально растекается, — если ты продолжишь праздник, то завтра и не вспомнишь себя. Нужно отдыхать.

— А ты будешь со мной? — Лабель с надеждой заглядывает ему в глаза, но Рикс с мягкой улыбкой качает головой.

— Прости, птенчик, но мне нужно заниматься работой. Пока ты будешь отсыпаться, я съезжу в несколько мест и проверю, как у нас идут дела.

Кассий с любопытством наблюдает за общением двух названных братьев. Похоже, Рикс не только ему заменил сына, но и Лабелю — мать, настолько тепло они общаются. Вот только ощущение омерзения от этого не пропадает.

Альбукерке, 1999 год, Альта Монте

— Аккуратнее, красавчик! — шипит Сатоши, и Хонг закатывает глаза, — мне и так подпортили шкурку, хоть ты не добавляй!

Сатоши бьют методично и регулярно, на открытого гея местные реагируют как быки на красную тряпку.

— Вот скажи мне, — спрашивает Хонг, аккуратно промакивая свежие ссадины на лице Сатоши, — неужели ты совсем не можешь вести себя скромнее?

Сатоши с грустью осматривает разодранную красную лакированную куртку, которой место теперь только на помойке, и картинно прикладывает руку ко лбу.

— Ты хочешь сказать, еще скромнее? — кажется, даже если Сатоши умрет, дива в нем будет жить еще по меньшей мере полчаса. — Между прочим, красный сейчас в тренде, а эти чурбаны в костюмах лесорубов…

— Хватит! — не выдержав, рявкает Хонг. Сатоши прерывается на полуслове и с тревогой заглядывает ему в глаза, — ты же специально выводишь их на агрессию. Вот объясни мне, зачем?

— Потому что я это я, пирожочек, — вздыхает Сатоши, — я не могу перестать быть собой только потому, что кучке придурков не нравится, как я выгляжу или веду себя.

— Ты понимаешь, что однажды все может не закончиться ссадинами или переломом ребер? — против воли Хонг напоминает ему о случае, который произошел буквально в прошлом году.

Сатоши похож на яркую экзотическую птицу, случайно залетевшую в безжизненную пустыню и распугивающую местных обитателей. И он прав — это он и есть, всегда был таким. Наверное, именно его открытость и смелость быть собой даже в самом враждебном окружении когда-то привлекли Хонга, который долгое время даже себе не мог признаться в собственной ориентации.

— Не бойся, любовь моя, — Сатоши примирительно поднимает руки. — Однажды мы с тобой уедем отсюда и будем жить в месте, в котором всем будет плевать на то, кто мы такие.

— Кстати, об этом, — Хонг достает конверт с гербом колледжа, — они ответили.

Сатоши сразу выхватывает уже вскрытый конверт и пробегается глазами по строчкам. По мере прочтения на его лице отражаются попеременно восторг, радость, но ближе к концу они сменяются задумчивостью.

— Как японцу, мне предоставляют скидку на обучение, — говорит Хонг, предполагая, что Сатоши уже дошел до строчки с суммой, которую придется отдать колледжу.

— И это замечательно! — Сатоши, внутри себя приняв какое-то решение, вновь сияет, — я буду работать и оплачивать твои счета. А ты будешь учиться и станешь великолепным юристом!

— Мы можем работать вместе, так будет значительно проще, — если грамотно распределить нагрузку, то вдвоем они должны справиться.

— О нет, любовь моя, об этом и речи быть не может! — Сатоши вскакивает на ноги, собираясь пуститься в пляс, но синяки дают о себе знать, и он охает, держась за не так давно зажившие ребра, украшенные свежими кровоподтеками, — работать буду я, а ты все силы бросишь на обучение.

— Как ты себе это представляешь? — Хонг слегка бледнеет. — Будешь оплачивать мою учебу, как будто я нахлебник?

— Не переживай, сладкий, — Сатоши оставляет на его губах звонкий поцелуй, — когда ты станешь акулой юриспруденции и будешь зарабатывать шестизначную сумму за год, нахлебником буду уже я. Стану примерной степфордской женой и буду отдыхать в спа и торговых центрах, пока ты зарабатываешь на все мои прихоти.

— Справедливо, — смеется Хонг.

Альбукерке, 2001 год, полицейское управление

— Поздравляю с переводом, офицер… Араи, — иногда Масамунэ кажется, что еще пара месяцев, и он привыкнет к неловкой заминке перед своей фамилией и к еще более длинной и неловкой — перед именем. Но проходит почти десять лет, а он все еще подавляет желание закатить глаза. Каждый гребаный раз.

— Можно офицер Мун, если так будет удобнее, я уже привык, — он позволяет себе небрежную улыбку.

Мун, или Муни — его новое “белое” имя с девяносто первого, когда он оказался в армии. Японское “Масамунэ Араи” оказалось одинаково сложным и для белых, и для латиносов. Потерпев какое-то время всевозможные варианты коверкания собственного имени, Масамунэ смирился с коротким и звучным американским вариантом. В конце концов, у Джеки Чана тоже другое имя от рождения.

— Спасибо, дружище, — огромный черный парень одаривает его широкой дружелюбной улыбкой, — со мной проще, я Логан, Логан Прайс, теперь будем работать вместе.

Никакой агрессии Логан не вызывает, и Масамунэ немного расслабляется.