Краеугольный камень

Печальный и одинокий человек, из которого какие-то, думаю, что алчные и тщеславные не в меру, люди чего-то там пытаются сделать, свить, спаять в какую-нибудь иную фигуру, в чуждый для него образ, что ли. А он им, наверное, тихо и деликатно – я такой, какой есть, и не надо меня растягивать, как резину, в звезду или квадрат. Они – своё, да настырнее. Он вспылил: идите-ка вы туда-то, мои дорогие, но обезумевшие собратья по разуму. Казалось бы, простейшие слова у песни, какие мы можем и друг другу при случае сказать. Но за ними, как за ширмой, скрывается правда о жизни простого, впрочем, и не очень, может быть, простого, человека. Человека со своей судьбой и душой. И слова песни вместе с отличной мелодией врываются в самое сердце и тормошат, будоражат его. Но я не идеалист и о моих закадычных друзьяках битлах могу сказать и по-другому. Они, увы и ах, нередко выкаблучиваются и бросаются разными дурацкими словечками, наподобие тех, что ляпнул как-то раз Джон Леннон. «Мы, – заявил он спросонья перед какой-то попрыгуньей-журналисткой, а та, выскочка и перекрашенная лахудра, с ходу растрезвонила на весь белый свет, – мы, – хватил тогда невыспавшийся Леннон, – более популярны, чем Иисус, и я не знаю, что́ исчезнет раньше – рок-н-ролл или христианство». Да, выпендрёж. Да, глупят, да, кокетничают перед девками и публикой. Но они, эти парни, ведь просто парни, они… Как бы вернее сказать? Понимаете, мужики, они такие люди, на которых хочется смотреть, которыми любуешься как личностями, творцами. И они думают так же, как мы, простые люди. Но, понятно, куда как ярче и смелее у них мысли и дела. А что касается этих шалопутных словечек, то Леннон, конечно же, однозначно вляпался и не просто сказанул, а бабахнул на всю ивановскую. Однако поступил так по своей наивности, простоватости. Да, он тоже наивный и тоже доброе трепло, как и мы все бываем наивными и трепачами. К тому же он тогда был ещё пацаном: нос задрал и почесал куда-то вперёд, расталкивал, подгонял нас. А мы что или кто? А мы – всё тоже: малоподвижные, инертные массы. Понукал с друзьяками, раззадоривал всякими выходками и кривляниями, но и, согласитесь, высокого звучания музыкой одаривал, глубокими, освежающими словами, мыслями. Кстати, им, этим егозливым жучарам, Америка тогда пообкорнала усы и крылышки за те словечки. Именно с Америки началась трёпка. И следом почти что весь мир ополчился на них, пацанов. Кроме, к слову, нас: ведь мы традиционно беликовы, духовно крепостные, любители втихомолку посидеть за забором, схорониться в свои норки и радоваться, что не трогают нас, не навязывают опять чего-нибудь. Впрочем, речь не о нас. Битлы вынуждены были сначала отказаться от концертов по Штатам – разгневанная публика могла и побить, тухлыми яйцами забросать. После они и вовсе подчистую свернули концертную деятельность и теперь едва ли не тайком напевают в студии, пластинки выпускают, друг с другом грызутся, и музыка их стала хуже, мельче, без нерва жизни, потому что без народа они остались, только – с фанатами и психопатами. Не могу не сказать открыто… Не вас же, моих братьев, бояться мне?.. Так вот, не могу не сказать, что Америка вообще молодец и настоящий нам товарищ. Там у них, не как у нас, исключительно по делу бьют или, наоборот, возносят. У нас же – по железобетонному принципу: бей своих, чтоб чужие боялись, а нос высунешь без спроса и команды – получи по полной программе. Увы, нам удобнее идеология рабов, тихушников, исполнителей. А Америка… О, Америка, Америка, дьявол её бери! Я и по сей день считаю, что она нас, и не только нас, а всё человечество, в конце концов, выведет к настоящей жизни. И именно – к жизни, а не к её суррогату. Мы полегоньку, из поколения в поколение, не сомневаюсь, забудем придуманную для нас, плебса, черни, массы в виде массовки, житуху. Америка, Америка, братцы!.. Да, да, да, я по-прежнему её боготворю, я по-прежнему в неё верю. Можете заявлять на меня куда хотите. Всё – к чертям! Хотя, если щенячьи восторги в сторону, не лишним будет сказать, что всяческой дурости, перегибов, перехлёстов, выдумок, мещанской суеты и гнусности у них, в Америке и вообще в так называемом свободном мире, тоже хватает. Там немало мастаков по удушению живой жизни. Но я, собственно, к чему обо всём этом разглагольствую? А к тому, что мы все, какими бы ни были, богатыми или бедными, образованными или невежественными, знаменитыми или безызвестными, даже добрыми или не очень, мы зачастую сами разрушаем себя, ломаем свой единственный, природой определённый путь. Заворачиваем его какой-нибудь замысловатой и безобразной загогулиной, а потом надрываем и калечим по беспутице свою душу в напрасных и порой неимоверных усилиях. А главное, оставляем, бросаем, навсегда теряем из вида людей. В особенности тех людей, с которыми нам и надо бы быть вместе, чтобы хотя бы изредка вкушать от пирога под названием счастье и покой. Вызнал на собственной шкуре: не кто-нибудь, не государство со своим, как говорят классики политэкономии, аппаратом насилия, а мы, мы сами изменяем своему природному пути. Ведь аппарат насилия может творить всё, что ему вздумается, но душу-то ты можешь сберечь в себе, думать как посчитаешь нужным и остаться самим собой. Разве не так? Да и сам этот так называемый аппарат – тоже ведь люди. С задранным носом, навроде простака Леннона, мы можем споткнуться – и спотыкаемся – даже на ровном месте. И – кувырк под откос. Под откос жизни. Повезёт, если не свернём шею, выкарабкаемся.