– Вот, обрати внимание, – говорил он, указывая на вереницу грузовых контейнеров, которые запустили с катапульты, расположенной на каком-то ледяном астероиде. – Они направляются на Марс. Так медленнее, чем везти на космическом корабле, но зато в перспективе дешевле. У контейнеров нет двигателей, нет системы навигации – их полет зависит только от законов небесной механики.
– Какие-то из этих караванов принадлежат тебе?
В ответ он целовал меня, как будто говоря «не занимай свою головку такими вещами».
– В определенном смысле, да.
– Люди вроде тебя, – протянула я, – лишают работы таких, как я.
Сканда улыбался. Отражение моего лица изгибалось на выпуклых линзах его гогглов:
– Но сейчас же ты с работой благодаря мне, не так ли?
Это было не просто промышленность и экономика. Орбиты ярко сияли. Разноцветные ленты загибались и исчезали где-то вдалеке, напоминая гоночные трассы богов. Это касалось не только полноценных планет – с карликовыми и астероидами (Церерой, Вестой, Идальго, Юноной и дюжинами других) дело обстояло так же. И за каждым крупным космическим объектом тянулась стая попутчиков. Мы видели спутники, космические станции и лаборатории, шаттлы и космолеты. Гогглы указывали цели назначения, регистрационные номера и характеристики грузов.
– Я отвезу тебя в Венеру Глубокую, – говорил он. – Или в Риджбек-Сити на Япете. Я знаю там одно местечко. А какие там виды! Ты когда-нибудь видела полет скиммеров через Большое красное пятно на Юпитере или города-рифы подо льдом Европы?
– Я еще никогда не бывала на Европе.
– Тебе так много всего надо посмотреть, Лоти. Больше, чем можно увидеть за целую жизнь. Только разберемся с этим… Надеюсь, ты разрешишь мне показать тебе всю Солнечную систему. Это право должно принадлежать исключительно мне.
– Я просто резчик астероидов с Титана, Сканда.
– Нет, – отвечал он так твердо, что это звучало почти как нравоучение. – В тебе есть нечто бесконечно большее. Ты – настоящий художник, Лоти. Честное слово, у тебя есть дар, о котором люди в вечной спешке стали забывать.
Глупо, но я ему верила.
К этому моменту Ингвар тянет меня в другую часть квадратной площади. Наступала ночь, и оркестр уже покинул площадь. Большинство фигуристов сбежали, не выдержав холода. Осталась всего одна пара, наверное лучшие из всех. Они кружились друг вокруг друга, как двойной пульсар.
– Говорят, они динамически нестабильны, – комментировала Ингвар, смотря вверх через купол. – Что-то связанное с влиянием Тритона, думаю. Кольца Сатурна тоже нестабильны, если мерить по шкале сотни миллионов лет. Но они переживут эти на тысячелетия. Не знаю, как к этому относиться.
– Вас должно это радовать. Что-то неправильное станет правильным.
– Да. Но Наяду уничтожили, чтобы это произошло. И погибли люди. Когда я думаю об их смертях, то хочу, чтобы конечный результат был продолжительнее.
– Он переживет нас. А больше, кажется, ничто не имеет значения.
Ингвар качает головой, окаймленной меховой подкладкой капюшона.
– Может, когда кольца начнут рассеиваться, люди уже будут любить их так, что постараются спасти. Уверена, у них получится, если они увидят в этом хоть какой-то толк.
Я смотрю на кольца. Пытаюсь взглянуть на них свежим взглядом.
Кольца Нептуна.
Отсюда они кажутся ножевым ранением, раскроившим планету пополам. Они почти столь же величественны, как кольца Сатурна. Я вспоминаю, что на самом деле они существовали всегда, просто до столкновения напоминали легкую дымку, в большинстве случаев практически незаметную. Призрак колец, которым только предстояло появиться в будущем.
Теперь все по-другому. Резонансные эффекты Тритона и его меньших братьев и сестер замыслили разделить новорожденные кольца на множество полос. Кольца же переливаются сотнями ярких оттенков изысканного бело-синего, нежно-зеленого и нефритового цветов. Даже в самой маленькой луне, вроде Наяды, много льда и пыли и достаточно всяких неуловимых химических соединений, чтобы лишь из отражений и преломлений породить бесконечное число вариаций.
Думаю, Сканда должен был это видеть. Наверняка он знал, что они будут прекрасны, что станут новым чудом, перед которым будет трепетать вся Система. Но вряд ли он мог предсказать их ошеломляющую сложность. Их величественное великолепие.
Да и кто мог?
– Вы злитесь, что Сканда уничтожил венец вашей карьеры? – спрашивает Ингвар. – Он дал вам возможность сотворить голову Давида. Дал надежду, что эта работа прославит ваше имя. Но при этом все время знал, что в конце ее уничтожит.
– Я делала то, за что мне заплатили. Как только я выполнила свою часть работы, то забыла о Давиде.
– Или, вероятнее, убедили саму себя не думать о нем. По очевидным причинам, в свете того, что случилось дальше. Но все это время вы верили, что ваша скульптура уцелела. Что она летает вокруг Солнца и ждет, когда ее обнаружат. – Ингвар меняет тон: – Как вы думаете, он бы взял на себя ответственность? Таков был его план?
– Он никогда не говорил мне об этом.