Читаем Край безоблачной ясности полностью

Край безоблачной ясности

Весь праздничный день Федерико Роблес, обратившийся в свою собственную омертвелую кору, в тусклый отсвет своих воспоминаний, провел, сидя на кожаном диване в своем кабинете и глядя вдаль, на деревья Аламеды, на расплывчатые купола Санта Веракрус и Сан Хуан-де-Дьос. Еще дальше, над забытой площадью Сантьяго Тлальтелолько, на которую выходили бурые здания казарм, обнесенные высоченными облупленными стенами, над оживленными улицами Перальвильо, поднимался явственно различимый туман, сотканный из порохового дыма и света. Но не это видел перед собой Федерико Роблес; в его мозгу плясали восемь колонок на первой полосе газеты, где говорилось о неизбежном банкротстве одного банка, о сомнительных аферах, в которые пустился его управляющий, рискуя не только капиталом компании, но и всеми вкладами; вечерняя газета, где было помещено уже более подробное сообщение с указанием имен; взволнованная толпа, собравшаяся на следующий день перед банком; вторжение хорошо одетых мужчин и женщин, спешащих забрать свои деньги; люди, с которыми Роблес в этот день вел торопливые переговоры, чтобы сбыть акции, продать земельные участки и дома, получить кредит. И лицо Роберто Регулеса. Загоревшее на площадке для игры в гольф, с серыми глазами и резкими чертами, оно улыбалось ему с ладони каждой руки, протянутой за вкладом. Это Регулес опротестовал его векселя, Регулес взбудоражил все деловые круги, распуская слухи о его темных махинациях, сталкивая интересы, приобретая недвижимость за полцены и акции за треть их стоимости, суля всем и каждому прямую выгоду от разорения Роблеса и таким образом подготавливая его окончательный крах. Но за всем этим, в какой-то иной сфере сознания, вне видимой связи с событиями последних дней, маячило бледное лицо изрешеченного пулями Фелисиано Санчеса; а еще дальше, из самых глубин памяти, всплывало лицо Фроилана Рейеро, разговаривающего с отцом Федерико Роблеса у огня в мичоаканской хижине или стоящего у стены в тюремном дворе, куда его привели на расстрел. Эти два лица — покрытые пылью и кровью лица убитых, которые Роблес невольно воссоздавал, — соединялись и сливались в его памяти. «Оба погибли напрасно, — скорее почувствовал, чем подумал, Роблес, — и ни одна живая душа не вспомнит о них и не скажет: „Это я! Это я твой убийца!“» Перед мысленным взором Роблеса двое мертвых обращались в одно тысячерукое тело, изрешеченное свинцом. Фроилан Рейеро и Фелисиано Санчес, вспоминавшиеся Роблесу, олицетворяли для него всех безвестно погибших, всех рабов, всех голодающих. В этот миг Роблесу передались горе и скорбь, которыми овеяна жизнь всех мексиканцев. Альбано… Молчаливый старик, который произносил скупые слова так, словно швырял раскаленные камни за пределы мира, в самое солнце, и который каждый вечер вдавливал ногу в черную борозду, чтобы на следующий день солнце высушило грязь на его уарачах, оставив свой горячий след в каждой капельке его пота. Мерседес… женщина, ставшая женщиной в объятиях юного Федерико, познанная в темноте и погребенная в темноте… Картечь и солнце, поля под Селайей, посев и удобрение, и взбешенная лошадь, легкая и стремительная в огне боя, такая же, как та, которая… которая… Роблесу захотелось вспомнить какое-то имя, связанное с прошлым, с прошлым и в то же время с этой самой минутой, но в памяти всплывали только имена и далекие лица Фроилана Рейеро и Фелисиано Санчеса. В эту минуту смерть, носящая их имена, окружала, как плацента зародыш, тело и жизнь Роблеса. Исчезло все осязаемое: в мире остались только темная и просторная оболочка, подобная небосводу, на котором блуждающими звездами светятся имена умерших, и он, Федерико, недвижимо лежащий ничком, с перебитыми крыльями и прижатыми к земле застывшими глазами. Призрачный сон: глаза, вобравшие в себя мерцание звезд, говорили один другому

«как так, Ибарра? Несчастный случай на производстве?»

«надо, чтобы соответствующие сведения исходили от частной фирмы»

«старик с землистым, как у мумии, лицом, страшными глазами и ласковыми руками»

«тогда и здесь началась забастовка, хотя все знали, что хозяйскую лавку закроют и будет нечего есть… я был полон боли и ярости, и я вам говорю, это у меня уже никогда не пройдет»

«маленький индеец, кроткий и послушный, который рано понял»

«если бы вы видели эти фарфоровые личики»

«и другая сестра, которой еще не было семнадцати»

«теперь уже наступает, как говорится, время тучных коров»

«Майкотте осажден в Гуахе!»

«пусть мои руки всегда будут такими»

«старая любовь не ржавеет»

«мы впервые в истории Мексики создали устойчивый средний класс»

«теперь это действительно столица… надо наслаждаться жизнью в этом новом, веселом, космополитическом Мехико»

«от природы ли мы такие, как есть, или становимся такими?.. ведь у вас нет детей, лисенсиадо»

«иногда я думаю: это не жизнь, столько обязательств, столько светской суеты. Поверь, я делаю это ради тебя»

«мы не можем жить и умирать вслепую»