Край безоблачной ясности

и решать ее нужно было исподволь, с величайшей осторожностью.

Горостиета поднял мятеж

СЕРРАНО И ГОМЕС КАНДИДАТЫ

— Нас могут сколько угодно критиковать, Сьенфуэгос, и думать, что мы, горстка миллионеров, — по крайней мере сформировавшаяся тогда старая гвардия, — разбогатели, выжимая пот из народа. Но когда вспоминаешь, что представляла собой Мексика в то время, смотришь на вещи по-другому. Шайки бандитов, которые не могли утихомириться. Парализованная экономическая жизнь. Генералы со своими частными войсками. Потеря всякого престижа за границей. Атмосфера недоверия в промышленности. Тревожное положение в деревне. Отсутствие общественных институтов. А нам нужно было одновременно защищать революционные принципы и проводить их так, чтобы они работали на пользу прогресса и порядка в стране. Примирить одно с другим непростая задача. Куда легче провозглашать революционные идеалы: раздел земли, защита интересов рабочих и все, что угодно. Тут нам пришлось взять быка за рога и отдать себе отчет в том, что единственная политическая истина — компромисс. Это был момент кризиса революции. Момент, когда надо было решиться строить, даже если для этого придется поступиться чистой совестью. Пожертвовать некоторыми идеалами, чтобы достичь чего-то осязаемого. И мы на это пошли. Мы имели право на все, потому что хватили лиха. Одного бросили за решетку, у другого изнасиловали мать, у третьего отняли землю. И каждому из нас порфиризм закрывал все пути, не позволял выбиться в люди. А теперь, Сьенфуэгос, пришло наше время подняться наверх, но подняться, работая на страну, а не задарма, в отличие от тех, кто был наверху при старом режиме.

Стоя возле окна, Роблес показал рукой на беспорядочно раскинувшийся город. Сьенфуэгос продолжал молча дымить.