Край безоблачной ясности

— Так вот, мы были на равных, и перед нами открывались одни и те же пути. Надо было выбирать. Да, легко сказать. Тогда ничто еще не устоялось, а каждый, понятно, ищет верное дело. Но что можно было считать верным делом в те дни? Надо было знать новые пути, которые ведут к успеху. А такими казались все. Да, еще ничто не устоялось, все было впереди, и нам предстояло строить Мексику, начиная с нуля. Какой путь был самым многообещающим? Заметьте: новые правительства привлекали всех — рабочих, крестьян, капиталистов, интеллектуалов, специалистов, даже Диего Риверу! В противоположность сьентификос Диаса, которые организовались сверху донизу в замкнутую касту, революция на первых порах привлекала к себе все живые силы страны. Таково было положение вещей, когда нам с Федерико было двадцать пять лет: возможности во всех сферах, понимаете? Новые перспективы для всех, одинаково широкие для рабочего и крестьянина, для адвоката и банкира. Для того и совершилась революция. Конечно, как же иначе. Во всяком случае, так мы думали тогда. Словом, выбирай и действуй. В конце концов, у нас выдвигаются благодаря своим недостаткам. В институте профессор Касо много говорил об английском эмпиризме. Чего там! По этой части мы в любое время заткнем англичан за пояс. Но в то время, почтеннейший, мы не так смотрели на вещи. Я решил специализироваться по аграрному праву, полагая, видите ли, что талантливому молодому человеку это сулит блестящую будущность. Я послал к черту адвокатскую контору, где работал, и отправился зондировать почву. Федерико же пошел по другому пути. Как только он получил диплом, генерал передал ему очень выгодные дела. Представьте себе, Федерико узнал, что некоторые разорившиеся и вдобавок безмозглые порфиристы продают застроенные участки в центре города за пятую часть их стоимости. Он предложил продать эти участки, которые ему даже не принадлежали, каким-то банкирам-гринго за сумму, втрое превышавшую их реальную стоимость. Поскольку банкиры скряжничали, не соглашаясь на эту цену, Федерико раздобыл фальшивый чек генерала на сумму, впятеро большую стоимости участков, якобы предназначавшийся для приобретения их в собственность государства. Гринго капитулировали, заплатили за участки сумму, которую запрашивал Роблес, и только после этого Федерико в первый раз отправился на переговоры с порфиристами и купил у них эти участки за пятую часть их стоимости. А я… С чем же я столкнулся, сеньор? Оказалось, что землемеров, направленных в бывшие асьенды, убивали наемные бандиты асендадос, которые действовали с ведома, а иногда и при поддержке местного касика, что братья и дяди губернатора выдавались за бедняков-индейцев и получали одну парцеллу за другой. Вот так-то. Да что тут долго говорить. Я убрался в Мехико, и после такого опыта хотел жить только в городе и держаться на пушечный выстрел от всего, что имеет какое-нибудь отношение к деревне. Я был потрясен, почтеннейший. Сколько раз мне приходилось бежать из латифундии, где заподозрили, что я шпион правительства! Это была собачья жизнь. Так вот, я вернулся и женился на первой попавшейся девушке. Она была худосочная дурнушка, но ведь в конце концов и я не Хорхе Негрете, приятель. Я вообразил — представьте, в этом-то возрасте! — что с такой женщиной можно спокойно стариться. В адвокатской конторе меня послали ко всем чертям, но в одном профсоюзе меня взяли на работу в качестве юрисконсульта. И вот перед вами такая картина: все пророки пролетариата живут припеваючи в своих домищах в Куэрнаваке — когда только они успели, когда только успели? Вот что называется на ходу подметки резать! — веселясь с хористками и принимая кое-кого из старорежимных аристократов, а некий идеалист попадает на Трес-Мариас. Вместе с коммунистами, честными профсоюзными лидерами, ребятами из Союза социалистической молодежи и кое-кем из васконселистов. Так-то, сеньор. Там я пробыл до тысяча девятьсот тридцать четвертого. А моя дурнушка оставалась здесь; я едва отведал ее и — хлоп! — погорел. Не успел даже сделать ей ребенка. Эх, черт возьми! Вот какими были для меня плоды революции — если революция и «Верховный вождь» это одно и то же.

Либрадо тихонько засмеялся и поднес к носу платок. Громко сморкаясь, он продолжал: