Читаем Край навылет полностью

По словам Виндуста, в подвале обитают дикие собаки – начинают показываться на закате, ночами скитаются по коридорам. Поначалу их заселили сюда, чтобы вынудить последних жильцов съехать, затем оставили на локации выживать на свое усмотрение, как только счета за «Алпо» превысили бюджет на перемещение.

В квартире Виндуст не тратит времени даром.

– Ложитесь на пол. – Похоже, у него какой-то эротический каприз. Она оделяет его взглядом. – Ну.

Не следует ли ей сказать: «Знаете что, идите вы нахуй, там вам будет веселей», – и убраться отсюда? Нет, наоборот, мгновенная покорность – она плавно опускается на колени. Быстро, без лишних дискуссий, не то чтоб такая же постель оказалась бы выбором получше, она слилась с месяцами неотпылесосанного мусора на ковре, лицом в пол, задницей кверху, юбка задрана, не-вполне-маникюрные ногти Виндуста методично сдирают прозрачные серо-коричневые колготки, на решение по поводу которых не так давно в «Саксе» у нее ушло добрых двадцать минут, и вот его член уже в ней с таким малым неудобством, что она, должно быть, повлажнела, сама того не сознавая. Руки его, руки убийцы, с силой держат ее за бедра ровно там, где это важно, именно там, где некий бесовской комплект нервных рецепторов, который до сих пор она лишь смутно полуосознавала, дожидался, пока его отыщут и задействуют, как кнопки на игровом контроллере… нет никакой возможности понять, он ли это движется, или она все делает сама… задерживаться на этой тонкости имеет смысл гораздо позже, конечно, если вообще имеет, хотя в некоторых кругах это считается чем-то вроде важной разницы…

На полу, нос к носу с электрической розеткой, она воображает на секунду, что видит огромную яркость силы сразу за параллельными щелками. По краю поля зрения что-то суетливо пробегает, размером с мышь, и это Лестер Трюхс, робкая, обиженная душа Лестера, ей требуется прибежище, покинутая, в немалом смысле – покинутая Максин. Он останавливается перед розеткой, лезет в нее руками, раздвигает стороны одной щели, будто в дверном проеме, сконфуженно оборачивается, вскальзывает во всеуничтожающую яркость. Пропал.

Она вскрикивает, хоть и не вполне по Лестеру.

В меланхолическом свете Максин сканирует лицо Виндуста, ища улики эмоции. Для быстрого перепихона все было норм, даже если, боже упаси, тут потребуется нечто вроде встречи взглядами. С другой стороны, он, по крайней мере, пользовался кондомом – постой, погоди, рефлексы младшекурсницы и без того неплохи, а она еще и на этом дебеты с кредитами сводит?

В окне, вместо размашистой панорамы огней, где каждый освещает свою драму Большого Яблока, этот скромный низкоэтажный вид, водяные баки держатся, как древние ракеты, на крышах, чья последняя гидроизоляция наляпана иммигрантскими руками, покойными уж не одно поколение, тот свет из окон, что виден, опосредован прибитыми покрывалами, книжными полками, где битком искалеченных пейпербэков, тылами телеприемников, жалюзи, сдвинутыми до самого низа много съемов назад и там застрявшими.

Тут же есть некоего рода кухня, чьи буфеты, в традиции адресов съемного жилья полны предметов, кои некая долгая незримая череда безымянных представителей, аварийных посредников и разъездного люда, должно быть, считала нужными для того, чтобы скоротать свои командировки, те вечера, когда не хватает силы воли или разрешения высунуть нос на улицы… странные формы пасты, банки трудноопознаваемых продуктов с картинками, нанесенными незнакомым цветоделением, супами с непроизносимыми названиями, перекусочным материалом с официальными на вид отказами на том месте, где обычно находят информацию о питательных свойствах. В холодильнике она видит лишь одинокую свеклу, рассевшуюся, иначе не скажешь, бесстыже на тарелке. Имеются намеки на сине-зеленую плесень, интересную визуально, однако…

– Время на кофе?

– Все в порядке, мне нужно вернуться.

– Школьный вечер, конечно. Мне и самому Дотти надо звякнуть.

– Дотти, которая будет…

– Моя жена.

Ха. Со внутренней двойной мерой взгляда на себя в духе, и что? И это у нас, значит, уже сколько жен, две? а тебе-то какое дело, Максин? Затем вопрос поосмысленней. Он намеренно выжидал до вот сейчас, чтобы упомянуть жену?

Виндуст нашел коробку, покрытую японскими письменами, судя по виду, закуски из водорослей, куда сейчас заныривает, со всеми зримыми признаками аппетита. Максин наблюдает, не вполне с тошнотой – пока.

– Хотите такую, они… особенные… И еще, Максин… я не расстроен.

Вот и говори о романтических выплесках. Не удручен, расстроен. С другой стороны, как насчет «подстроен»? Некий не нанесенный на карты порыв внутреннего ветра доносит до нее запах «9:30», напоминая о крыше «Дезэрета» и вновь о Лестере Трюхсе.

– Может, я сегодня немного не в фокусе, – кажется ей невредным упомянуть, – тут одно дело, технически вообще не моя область, но из головы нейдет. Может, в новостях заметили. Убийство, Лестер Трюхс?

Невозмутимый клиент, невозмутимый.

– Кто?

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза