Кракатит

- Ясно что, - сказал он наконец. - Надо отдать кракатит.

- Нннет! Никогда!

- Надо отдать. Хотя бы потому, что он - ключ к расшифровке. Время не терпит, сударь. Ради всех святых, отдайте его кому хотите, только без долгих проволочек! Отдайте швейцарцам, или Союзу старых дев, или чертовой бабушке; но они полгода прокорпят над ним, прежде чем поймут, что вы не сумасшедший. Или - отдайте нам. В Балттине уже построили такую машину, знаете - принимающий аппарат. Представьте себе... бесконечно быстрые взрывы микроскопических частиц кракатита. Возбудитель взрывов - неизвестные волны. Как только они там где-то включают их, в нашей машине начинается треск: тррр-та-та, тррр, тррр-та, трр-та-та-та. И все! Остается расшифровать, и готово дело. Был бы только кракатит!

- Не дам, - еле выговорил Прокоп, покрываясь холодным потом. - Я вам не верю. Вы... вы начнете производить кракатит для своих нужд.

У Карсона дернулись уголки губ.

- Ну, если вас только это беспокоит... Можем созвать, если угодно, Лигу нации. Всемирное почтовое объединение, Конгресс евхаристической церкви * или всех чертей с дьяволами вместе. Чтоб ваша душенька не тревожилась. Я--датчанин, и на политику мне наплевать. Так-то. И вы отдадите кракатит в руки международной комиссии. Что с вами?

- Я... я долго болел, - объяснил Прокоп, смертельно побледнев. - И мне до сих пор еще... нехорошо. Я два дня ничего не ел.

- Слабость, - заметил Карсон; он подсел на койку, обнял Прокопа. - Сейчас пройдет. Поезжайте в Балттин. Очень здоровый климат. Потом сможете съездить к Томешу. Денег у вас будет что песку. Станете big man 1. Ну?

- Ладно, - шепнул Прокоп как малое дитя, позволяя Карсону тихонько баюкать себя.

- Так, так. Чрезмерное напряжение, правда? Но ничего. Главное - главное будущее. Видно, немало пришлось вам горя хлебнуть, верно? А вы молодец. Ну, вот вам уже и лучше. Карсон задумчиво затянулся. - Великолепное, блистательное будущее. Получите уйму денег. А мне дадите десять процентов, ладно? Таков уж международный обычай. Карсону тоже надо...

На улице засигналил автомобиль.

- Слава богу, - облегченно вздохнул Карсон. - Машина пришла. Ну, поехали!

- Куда?

- Пока что - поесть.

XX

На следующий день Прокоп проснулся с невероятно тяжелой головой и сначала никак не мог сообразить, где он; ждал, что услышит квохтанье кур или пронзительный лай Гонзика. Постепенно до сознания дошло, что он уже не в Тынице; что лежит

1 большой человек (англ.).

в номере отеля, куда Карсон привез его, пьяного до бесчувствия, опухшего, рычащего, как линий зверь; но едва сунув голову под струю холодной воды, Прокоп ясно вспомнил весь вчерашний день, и ему захотелось провалиться от стыда.

Они пили уже за обедом, но умеренно, оба только сильно покраснели; потом катались в машине где-то по Сазавским или еще каким-то лесам, чтобы протрезвиться; Прокоп болтал без передышки, а Карсон лишь жевал сигару да кивал головой: "Вы станете big man". Биг мэн, биг мэн, - колоколом отдавалось в голове Прокопа, - видела бы мое торжество та... та, под вуалью! Он надувался, как индюк - вот-вот лопнет; а Карсон все кивал головой, словно китайский болванчик, да распалял его бешеную гордость.

Прокоп чуть не вывалился из машины, так яростно он жестикулировал; кажется, он излагал свои взгляды на всемирный институт деструктивной химии, социализм, брак и воспитание детей, словом, нес околесицу. Вечером Прокоп с Карсоном взялись за дело всерьез. Где только они не пили - один бог ведает. Это был кошмар; Карсон платил за всех незнакомых собутыльников, багровый, лоснящийся, в шляпе, сползшей на глаза; плясали какие-то девки, кто-то бил бокалы, а Прокоп, рыдая, исповедовался Карсону в своей безумной любви к той, которую не знает. Вспоминая сейчас об этом, Прокоп за голову хватался от стыда и боли.

Потом его, орущего "кракатит!", усадили в машину. Леший знает, куда повезли. Мчались по бесконечным шоссе, рядом на сиденье подпрыгивал алый огонек-вероятно, сигара Карсона, и он бормотал заплетающимся языком: "Скорее, Боб", - или что-то в этом роде. Вдруг на каком-то повороте навстречу ударили два ярких световых пятна, взвыло несколько голосов, машину отбросило в сторону, и Прокоп, вывалившись, проехался лицом по траве; это отрезвило его настолько, что он обрел способность слышать. Какие-то люди яростно переругивались, называя друг друга пьяной образиной, Карсон сыпал проклятиями, обозленный тем, что "вот теперь надо возвращаться", потом Прокопа, как наиболее пострадавшего, с тысячами предосторожностей уложили во встречную машину, Карсон сел рядом и они поехали назад, оставив Боба у поломанного автомобиля.

На полпути "наиболее пострадавший" принялся петь и горланить и у самого въезда в Прагу снова ощутил жажду. Пришлось заезжать в несколько ночных баров, прежде чем он утихомирился.

С угрюмой брезгливостью изучал Прокоп в зеркале свое исцарапанное лицо. От этого неприятного зрелища его оторвал швейцар отеля, принесший - с подобающими извинениями - листок для прописки.