– Эй, Клем! – сказал Дейн. – Как поживаешь, приятель? Как твое ничего? Нормально, приятель? Ну рад, рад. – Дейн обшарил карманы Клема. Забрал деньги, какие нашел, телефон. В рюкзаке откопал очередной маленький гарпун.
– Ради Крака, Клем, приятель, только посмотри на себя, – сказал Дейн. – Так старался меня поймать и теперь расселся тут без толку, пока кто-то прибрал себе бога. У меня сообщение для тевтекса. Ты ему передай, ладно, Клем? Когда он придет тебя забирать, передай ему сообщение, ладно? Скажи, что он
– Куда мы теперь? – спросил Билли. – Если они знают твои явки, мы в заднице.
– Они знают эту. Придется быть осторожней. Буду держаться новых.
– А если они и про них знают?
– Тогда мы в заднице.
– Что они с нами сделают? – спросил Билли. Дейн вез их в свежеугнанной машине.
– Что они сделают с
– Что они надеются от меня узнать?
– Я же не жрец, – сказал Дейн.
– А я не пророк, – сказал Билли. Дейн не ответил. – Почему ты не спрашиваешь, что мне снится? Тебе все равно?
Дейн пожал плечами:
– А что тебе снится?
– Спроси, что мне снилось сегодня.
– Что тебе снилось сегодня?
– Мне снилось, что я скакал на архитевтисе, как Клинт Иствуд. На Диком Западе.
– Ну вот.
– Но он был… – «Он все еще был в аквариуме. Мертвый и заспиртованный».
Ночь расступилась, когда они свернули на главную улицу – авеню неона, схематичной светящейся жареной курицы и ломбардов с тремя традиционными сферами.
– Молодцом, Билли. Клем не слабак. Скоро он выберется. Где научился так драться?
– Он хотел меня убить.
– Молодцом, мужик, – кивнул Дейн.
– Что-то случилось. И это
– Ну, а я тебе о чем?
– Когда я проснулся, ничего не двигалось.
– Даже мышка не пробегала?
– Слушай. Мир. Он весь…
– Как я и говорил, приятель, – сказал Дейн, – я не жрец. Пути кракенов неисповедимы.
«Это не похоже на пути кракенов, – подумал Билли. – Что-то сделало что-то. Но это не похоже ни на кракена, ни на любого другого Бога».
31
Разошлись слухи. Этого хватило с лихвой. Город вроде Лондона всегда будет парадоксом, где самое лучшее пронизано своей противоположностью, по-сырному проедено моральными дырками. Всегда будут пути, альтернативные официальным и тем, которыми гордятся лондонцы: всегда будут противоположные тенденции.
Здесь, здесь государство ни черта не стоило, здесь не было никаких мер, кроме самопомощи, никакого гомеостаза, кроме гомеостаза насилия. Специальная полиция заглядывала изредка – и ее либо терпели, как очередную секту, либо мимоходом убивали, как криворуких антропологов. «О, здрасьте пожалуйста, ОПФС к нам пожаловал», – так и пришьют под шутки, заколют под подколки.
Даже в отсутствие суверена жизнь в Лондоне шла своим чередом. Кто сильнее, тот и прав, и это не какая-то моральная заповедь, а простая констатация факта. Вот это был настоящий закон – закон при поддержке вышибал, костоломов и охотников за головами, корыстолюбивых пригородных сегунов. И правосудие здесь не при делах. Думайте об этом что хотите, на здоровье, – в Лондоне хватало и своих благородных разбойников, – но это факт.
Так что, когда авторитет пустил слух, что ищет охотника, с тем же успехом он мог бы объявить об этом и по полицейской частоте – объявление о грядущем законе и порядке. «Тату? Серьезно? У него своих парней хватает. Зачем ему нанимать со стороны?»
В последний раз это случилось, когда он перестал быть человеком и стал Тату – когда Гризамент заточил его в тюрьме чьей-то чужой кожи. «Тот, кто принесет мне голову Гризамента, будет править городом» – вот что он тогда говорил. Когда известных охотников на людей, принявших заказ, нашли чересчур мертвыми, энтузиазм поугас. Тату остался неотомщенным.
Теперь новая ситуация. «Никто не хочет подхалтурить?»
Они встретились в ночном клубе в Шефердс-Буш, с веревкой на дверях и знаком «Закрытая вечеринка». С последней отраслевой ярмарки прошло много времени. Собравшиеся наемники и наемницы настороженно и куртуазно приветствовали друг друга, не нарушая протокол, временный рыночный мир. Если они встретятся в ходе раздела своей добычи, какой бы то ни было, тогда, конечно, прольется кровь, но прямо сейчас они попивали и закусывали, все сплошь «Как там в Геенне?» и «Слышал, у тебя новый гримуар».