Крах

Мужчина останавливается у других стульев, это слышно. А еще слышен едва различимый голос. Глухой шепот на фоне скрипа растворяется в небе, не успев достигнуть его ушей. Глухой шепот, за которым скрывается монотонный уверенный голос, который будет звучать внутри до конца жизни.

Если каким-то образом не избавиться от него в будущем.

И если когда-нибудь на берегу вновь не откроется дверь к следующим поколениям, в которую захочет войти кто-то из другого времени.

Дверь все еще открыта, когда мужчина оказывается совсем близко, у самого стула, и шепот прекращается. Шаги тяжело и целенаправленно движутся в его сторону. Остается буквально несколько метров.

Теперь слабый звук мотора становится громче. Он доносится от воды.

Повисает пауза, разрыв во времени. Он вдруг снова видит сквозь повязку. Сквозь ночь. Ночную мглу засасывает лесок на противоположном берегу. Остается исключительная ясность. Все стихает. Сцена на пляже словно врезается ему в подкорку. Как будто мозг делает каждую малейшую деталь неистребимой.

Потому что знает – ему суждено стать другим.

Он видит, как песчаный берег соединяется с морем. Видит каждую неровность, каждый оттенок выступающих из воды камней, видит полоску леса, устремляющуюся в небо. А еще – маленькую резиновую лодку на волнах. Именно оттуда идет звук мотора.

А когда он поворачивается вправо, туда, где должен стоять мужчина, там никого нет.

Никого и ничего.

Мужчину не видно из-за повязки.

Зато снова слышны шаги. Совсем близко.

Он уже чувствует боль.

Боль. Страх. Гнев.

40

Вторник, 6 июня

Во вторник шестого июня, в Национальный день Швеции, выдался первый за год по-настоящему летний денек. Бергер и Блум сидели на мостках в купальных халатах. Они щелкали по клавишам своих ноутбуков, надеясь, что именно в этот день не появится никаких новых крупных клиентов.

Через британских специалистов по анализу ДНК Бергер вышел на бывшего полицейского, а ныне глубокого пенсионера из Сургута. В девяносто пятом году тот расследовал исчезновение Олега Трефилова. И теперь появился шанс, что то старое дело пришлют из Сибири. К тому же Бергер изучил список исчезнувших в девяностые под новым углом зрения. Теперь он искал не двух пропавших подростков, мальчика и девочку, а также мужчину пятидесяти лет – теперь он выискивал двух тридцатилетних мужчин и одну женщину того же возраста.

Дело шло медленно.

Блум, в свою очередь, занялась биотехнологическими фирмами. Отрасль представляла собой сложный пазл из биотехнологий и венчурного капитала. Масса стартапов с целью занять тот или иной сегмент бурно развивающейся генной инженерии. Фирмы в этой сфере были как амебы: они возникали, распадались, сливались, отпочковывались, клонировались, становились международными, многонациональными, часто регистрировались на Каймановых островах или в американских штатах, позиционирующих себя как налоговый рай.

Блум как раз углубилась в материал, когда у Бергера звякнул телефон. Подняв глаза, она увидела, что он прочитал сообщение и нахмурился.

– Ди прислала что-то странное, – сказал он. – Какая-то размытая фотография письма. «The opportunity of a lifetime!». Ничего не понимаю…

Мобильник просигналил снова. Бергер заметно побледнел и вскочил на ноги.

– Что такое? – воскликнула Блум.

– Она пишет «Я умираю», – хрипло ответил Бергер. – Прислала адрес. «Подвал, улица Бьюрсэтрагатан 243».

– Звони в полицию! – крикнула Блум, поспешно поднимаясь.

Бергер стоял неподвижно, бледный как полотно, с гримасой ужаса на лице.

– Она бы сама их вызвала, – сказал он, покачав головой.