Крах Атласа

Конец сценария 1. Начало сценария 2.

Каллум и не думал убивать Тристана. Ему самому недавно вломили, но он примчался, решив, что Тристан в беде. Игра для него перестала быть таковой, как только жизнь Тристана оказалась в реальной опасности. У Каллума шла кровь, капала ему на грудь, на рубашку, а еще с ним недавно была Париса. Тристан уловил аромат ее духов и… запах старых книг; разминулись, выходит. А сюда Каллум прилетел, как на крыльях, решив, будто Тристана уже нет.

В его заплывших глазах вскинутым белым флагом промелькнуло облегчение.

Каллум таращился на Тристана как на чудо какое-то, которое узрел, едва открыв дверь кабинета.

В этот момент Тристан разложил пулю, вылетевшую из отцовского пистолета, и ее осколки повисли в воздухе невесомой пылью. Каллум чихнул, выругался и зажал ладонью разбитое лицо. Отец вскочил на ноги и прицелился во второй раз, но Тристан заставил время остановиться, едва-едва успев спасти Каллума от неминуемой гибели, застряв в моменте и пытаясь решить, чего же он все-таки хочет, что ему все-таки нужно.

«Это не пистолет, – услышал он голос Нико. – Это станет пистолетом, только если ты его так назовешь».

Это не пистолет, это самодельная бомба, – подумал Тристан, хватая Каллума за плечо и вместе с ним уворачиваясь от опаляющей ударной волны, прячась за спасительным пониманием, что это еще не конец, и все это – не взаправду.

Пока он не скажет, ничего не закончится.

Сценарий 5.

Когда Тристан вернулся, в поместье царил привычный сумрак; он словно перенесся в прошлое. Он миновал большой зал и уже хотел подняться по лестнице, пройти к себе, чтобы забрать вещи и свалить, – куда именно, он пока еще сам не знал, – но вдруг остановился, услышав какие-то звуки из раскрашенной комнаты.

Войдя туда, застал Либби сидящей на полу у дивана. Она смотрела в огонь и пила из бокала белое вино. Вот она подняла взгляд, и на ее лице мельком отразилось какое-то чувство. Не удивление, но и не разочарование.

– Я не пью красное, – сказала Либби. – Прости, но оно – как Иисус в бутылке.

Тристан тихонько посмеялся и пожал плечами, потом присел рядом и потянулся за ее бокалом. Устроился поудобнее, откинув голову на подушки дивана, и слепо посмотрел в огонь.

– Я здесь только до завтра, – сказала Либби.

– А я за вещами заскочил, – ответил Тристан.

Не глядя друг на друга, они одновременно кивнули. Тишина ощущалась гораздо уютнее, чем прежде, и в этом угадывалась ирония судьбы, учитывая, как и при каких обстоятельствах Либби с Тристаном разошлись. Возможно, они повидали достаточно и поняли, что даже совершенные ими вместе и порознь грехи сейчас бледнели в воспоминаниях.

– Я только хотела сказать…

– Роудс, я…

Они замолчали. Переглянулись.

Она выглядела здоровее, что ли, отъелась и отоспалась, отдохнула. Щеки немного округлились. Еще Либби сменила прическу: челка отросла до скул; стильная, она, впрочем, не меняла черт лица. Либби по-прежнему казалась Тристану чем-то волшебным, как невозможное, творившееся от его прикосновения, пусть даже теперь он понимал, что магия – не всегда добро и не всегда она ко времени.

– Как-нибудь, когда-нибудь, – произнес он в повисшей тишине.

Либби забрала у него бокал и поставила в стороне. До него дошло, что он даже не пригубил вина; только держал в руке да любовался, как играет на свету напиток.

– Как-нибудь, когда-нибудь, – ответила Либби.

Вставать они начали одновременно, но Тристан успел первым и подал руку. Либби благосклонно ее приняла.

– Я тут слышала…

– Не забудь…

Они замолчали.

Тикали часы на каминной полке.

– Ненавижу, – сказал Тристан, а Либби вместе с ним произнесла:

– На хрен.

И они оба столкнулись, ринувшись друг другу навстречу.

На каком-то уровне Тристан знал, что это все из-за потребности, похожей на зуд, который приятно унять, почесавшись. Этот раз не должен был отличаться от прочих, и он не отличался, он ничего не значил, но, видимо, потому и был иным. Тристан вслепую поднялся наверх, а Либби повисла на нем, обхватив поперек талии ногами. Их сердца гремели в унисон, как потаенный гром, которого никто, кроме них, не слышал. Вечно это не продлилось бы, но так было даже слаще – точно мякоть на кромке переспелого плода. Они, словно в теннис, играли чувством потери, пылающим, точно факел: уступка, принятие, отдых – чтоб больше не гореть только ради горения.

Он уступил ей кровать. Судьба утратила срочность и важность, предназначение так и оставалось туманным, но при этом не волновало; пусть такие дела планирует кто-то другой. Тристан тихонько прикрыл за собой дверь, оставив спящую Либби одну.

Как-нибудь, когда-нибудь. Это не было обещанием. Скорее, предложением, мечтой.

Как-нибудь, когда-нибудь, а может, вовсе никогда. Порой неопределенность дарила блаженство, знание ложилось бременем, а предвидение – сраным проклятием.

Как-нибудь, когда-нибудь.

Сценарий 16.