Крах Атласа

– Это, знаешь ли, и есть истинная сила. Обретенная не враз, а со временем. Так создается империя, Тристан, а не мелкое преступное царство, как у твоего папаши. О, разумеется, – подтвердил он, когда Тристан чуть обернулся, – я знаю, кто ты, что ты. Я все знал, еще когда Иден привела тебя на смотрины. Я знал об этом, когда повысил тебя, когда позволил окольцевать мою дочь. Мне это нравилось, ведь ты мужик с яйцами. Я решил, что у тебя есть потенциал. Прозорливость.

«Придет день, и ты увидишь свой конец, блаженного неведения тебе не светит. – Джеймс чувствовал, как поднимается горечь, как его привычная расчетливость уступает место чему-то иному, какому-то гнетущему осознанию, что если Тристан сейчас уйдет, то все кончится. – Увидишь, как грядет твоя смерть, и будешь не в силах остановить ее.

Чего бы ты ни хотел от дома за чарами на крови, ты этого никогда не получишь».

Все было конечно, и Джеймс ничего не получит, потому что все деньги мира по-прежнему не означали власти – вопреки секрету Джеймса Уэссекса, его усталой воле.

– Тебе не видать истинного могущества, Тристан Кейн, – тихо произнес Джеймс Уэссекс, у которого на всех четверых детей не было и молекулы магии. Ни клеточки. Ни искорки, которая согрела бы их. – Мы оба это знаем, – сказал Джеймс, который всеми силами скрывал недостатки потомства, одаривая отпрысков всеми доступными чарами и понимая при этом, что они так и останутся бесправными. Он не мог изменить их судьбы.

Джеймс потратил годы на поиски чего-нибудь, чего угодно: аниматора, который обессмертил бы его душу; странника, который запер бы его где-нибудь в астрале; библиотеки, которая упрочила бы его власть на этом плане бытия, исключив ужасы гибели и времени. Однако за деньги этого было не купить, и получалось, что Джеймс не мог купить ничего. Он мог опутать своим влиянием мир, быть живой паутиной, Счетоводом, обладателем всемогущего гроссбуха; кукловодом, дергающим за ниточки не хуже судьбы… Но снять проклятие у него бы не вышло.

Даже с купленным статусом медита Иден не стала любить его больше. Ей не стало легче нести бремя фамильной империи.

– Всегда найдется кто-то умнее тебя, – ядовито бросил Джеймс вслед Тристану Кейну; хотя бы тут он был прав. – Всегда найдется кто-то сильнее, и однажды, Тристан, когда ты осознаешь, что не способен ни на что лучше, чем эти твои шарлатанские фокусы, подхалимские трюки…

Мгновение – и Тристан забрал у Джеймса магию. Ощутив это, Джеймс умолк, будто чем-то подавился или испытал внезапный приступ головной боли.

Технически, так оно и было: небольшая блокада в мозгу словно бы нарушила схему разводки, как в бомбе. Зажало какой-то нерв. Возможно, нейрохирург мог бы это исправить, но какой ценой? Да и сумел бы он разглядеть такую мелочь? Это мизерное смещение в квантах, подмену личного кода.

Что такое сила? Во многом ее воплощал Тристан Кейн.

– Нет, нет, ты продолжай, – нарушил он молчание Джеймса. – А то вон Рупеш тебе в рот смотрит.

Для пущего эффекта Тристан сунул пистолет Рупешу. Забрал у него очки и надел их. Рупеш остался возиться с оружием; вид у него был такой, будто ему врезали.

В этот момент на экране вспышкой от зажигалки мелькнула платиновая шевелюра.

Один за другим погасли мониторы; камеры по очереди, подобно жуткому обратному отсчету, прерывали трансляцию – до тех пор, пока на экране не осталось только фантомное изображение выпяченного подбородка. Словно кто-то по ту сторону самодовольно показал средний палец.

– Что ж, – сказал Тристан, едва заметно улыбаясь. – Думаю, мы закончили.

Ощущения были именно такими, каких ожидал Джеймс. Он чувствовал себя обычным, нормальным. Словно умер, только хуже. Пустота внутри казалась глубже, чем при смерти. Возможно, так даже лучше, подумал он, умереть еще живым. Взирать на плоды собственной империи без страха, что они когда-нибудь обратятся в прах.

– Vene, vidi, vici, – хрипло прошептал Джеймс. Пришел, увидел, победил.

Тристан издал грубый смех.

– Сильно же это помогло Цезарю.

Непринужденной походкой, присвистывая, он покинул офис.

Гидеон

Оставшись без зелий, которые помогали не спать, Гидеон снова оказался перед выбором: нарколепсия (привычно, хоть и раздражает) или кокаин (действенная отрава, хоть и немного топорная). Он покинул поместье, не исполнив до конца своих обязательств по договору – отработал полгода вместо положенных двенадцати месяцев, – и решил, ну его на хер, предпочтя реальности царство снов. Впервые сделав выбор в пользу грез, а не жизни.