Крах Атласа

Остались только вы да Атлас.

* * *

В последние мгновения жизнь не проносится перед глазами Атласа Блэйкли. Он не видит вариантов того, что могло бы быть, иных, непройденных путей. Миров, которые он ставил себе задачей создать и которых так и не найдет; исходов, которые он решит найти и которых ему никогда не понять. Но это неважно. Если человеческий разум в чем и хорош – а Атлас сечет в умах, – так это в проекции альтернативных реальностей, того, что кто-то зовет раскаянием, кто-то – сомнениями. В вещах, которые наблюдал всякий, поднимавший взгляд к звездам. Душа Атласа – очень даже человеческая, и потому, в одних смыслах, она окончательно расколота, в других – цельная. Атлас не знает, добрые люди или плохие. Он сам понемногу и такой, и такой.

Трудно сказать, продолжает ли Атлас свою отчаянную борьбу за искупление. На карту поставлено многое, ведь природа сознания непознаваема, и неизвестно, что будет, когда оно погаснет, исчезнет без следа. У Атласа правда сбоят нейроны, и ваше мнение о нем – как открытая книга, записка, приколотая к двери, а потому обстоятельства исповеди не совсем идеальны. С другой стороны, зрителей не выбирают и как выходить на поклон – тоже.

Мог ли он сделать что-то иначе? Да, наверное. Впрочем, неизвестно, стоило ли выбирать иные пути. Возможно, их не оставили неспроста. Возможно, все мы, в конце концов, барахтаемся в голове у гиганта или в компьютерной симуляции? И то, что принимаем за человечество, это лишь статистика, распознавание образов во временной петле, которой никто из нас никак не управляет? Возможно, это архивы выдумали вас себе на потеху? Возможно, вам и не этими вопросами следует задаваться. Возможно, стоит погасить огненные шары и успокоиться, на хер?

* * *

Перед самой смертью Алексис Лай говорит Атласу Блэйкли, чтобы он не просрал свою жизнь, но еще раньше она успевает сказать нечто другое. Просто не вслух, ведь то, что мы произносим вслух, успевает (обычно) миновать на выходе множество фильтров. У себя в голове Алексис высаживает семя, которое прорастает и дает плоды, видимые одному Атласу. Просто он ничего не понял, и виной тому некое ослиное упрямство (его ахиллесова пята или, ну, типа будничная, не связанная с пророчествами проблема). Впрочем, он носит их у себя в памяти достаточно долго, и наконец они капелькой сладости, что расцветает на языке, нечаянно просачиваются наружу. Это похоже на последние мгновения жизни Эзры Фаулера. В определенный момент пора перестать цепляться за существование. Тебя словно бы начинает распирать изнутри до тех пор, пока не остается последняя связная мысль: «Хм, а больно будет?»

Однако за секунду до того образуется небольшой пузырек ясности, и Алексис, например, внезапно захотелось супа с клецками. Это уличная еда, ее любимая, потому что напоминает об идеальном дне, когда ты принимаешь идеальные решения, например поесть супа с клецками или купить удобные туфли, не забыть взять с собой дождевик на всякий случай. Эзра вот услышал ноту из песни, которую любила напевать мама себе под нос, пока мыла тарелки. Прилипчивую попсень, ведь жизнь коротка, чтобы брезговать диско, и слишком непредсказуема, чтобы не подпевать серенадам бойз-бэндов.

Атлас же припомнил липкое пятнышко чего-то сладкого, неуместное среди ветхих памятников расколотого материнского гения. Он только что вернулся с лекции в универе. Точнее, с работы, перед которой побывал на лекции – сразу, как порвал с подружкой. Ее новый парень вскоре станет ей изменять, и она затоскует по былым отношениям с Атласом, но Атлас этого, разумеется, не узнает. На лекции он телепатически подслушивал мысли, те, которые не высказывают, но считают более важными, хотя вся прелесть в контроле. И поистине ты управляешь только тем, что срывается с языка. Атлас вслушивается в изобличающие мысли препода: «Вот черт, парень в заднем ряду – моя копия, ну дела, я правда тоскую по этой, как ее там…» И тут они переходят в яркие воспоминания о спонтанном и безвкусном сексе прямо на столе с безликой студенткой в конце рабочего дня. Пройдут годы, и Атлас сам не заметит, как расцветет план открытия новых миров, а некто профессор Блэйкли так и не узнает о единственном уроке, который вынесет с той лекции сын: жизнь бессмысленна, а люди – полный отстой.

Атлас осознает это, вернувшись на квартиру к матери, лежащей без сознания.

А если точнее, когда обнаружит приглашение от Александрийского общества, терпеливо дожидавшееся у мусорной корзины.

* * *

Вот тут-то все и заканчивается. У липкого потека джина и проблеска надежды.

Вам бы хотелось чего-то романтичнее, так ведь? Жизнь и смерть, смысл и существование, цель и могущество, бремя мира… Мы звездная пыль на земле, мы есть вопреки всем возможностям, и нелепо, что мораль истории – в качестве презерватива или решении одного человека купить пистолет и выместить гнев на прихожанах церкви. Тем не менее все так и есть, остальное – неважно.