Крах каганата

А о прошлом годе славные полки под водительством тархана Песаха бен Хапака усмиряли непокорных христиан в Тавриде; так спешу уведомить, что посольство тавридцев этим летом посетило Киев и просило русов защитить их от свирепых хазар, навезло немало даров и сулило помощь проезжающим купцам. И, по слухам, от княгини Ольги получили просители заверения, что не далее как следующим летом двинутся дружина и ополчение русские покорять Итиль-реку и Кавказ. В подтверждение сего вижу, как заложены на Днепре более пятидесяти быстроходных ладей, строятся умело, резво, в кузницах куются мечи, наконечники для стрел и для пик, в мастерских изготавливаются щиты, сёдла и кольчуги, — словом, опасаться хазарам есть чего.

Я уже ранее писал, что в наперсницах у княгини ходит некая аланка Ирина, выдающая себя за сбежавшую из Хазар-Калы разведённую супругу Иосифа Ирму, якобы проданную её братом Самсоном Аланским в рабство и прожившую в Константинополе около пяти лет, а затем сбежавшую и оттуда в Киев; так она, эта самозванка, со своей стороны влияет на киевских правителей, подбивает к войне, говорит, что укажет уязвимые места нашего Отечества. Ирму я однажды видел в Итиле много лет назад, да и то с приличного расстояния, так что не могу утверждать, та ли это женщина. Здешняя Ирина среднего роста, крепкая, подвижная, лет примерно сорока пяти (и княгине Ольге ровесница), с удовольствием участвует в развлечениях молодого князя — вместе с ним ездит на охоту, и причём в мужском одеянии, и садится на коня по-мужски. Но зато вместе с Ольгой посещает деревянную церковь Святой Софии, выстроенную княгиней в Киеве, соблюдает христианские праздники. А вообще большей частью проживает на севере от столицы — в городке Вышгороде, в княжеском дворце и на людях без охраны не объявляется.

Князь же молодой Святослав, двадцати семи лет от роду, с матерью в согласии пребывает редко. Несмотря на её увещевания напрочь отказался креститься, поклоняясь местным языческим богам, не приемля никакой иной веры. Был женат на дочери киевского волхва (так сказать, «языческого раввина»), от которой произвёл двух детей, сыновей, а затем сошёлся с юной ключницей-рабыней, от которой произвёл сына третьего. Первая жена умерла при неясных обстоятельствах (говорили, будто Святослав сам её зарезал в приступе безумного гнева), а княгиня Ольга, рассердившись на сына, удалила затяжелевшую ключницу вон из города и сослала в деревню. Но когда та произвела княжича на свет, заслужила милость, получила вольную и была возвращена во дворец. Ныне эта женщина, хоть и не считается княжеской женой, проживает с ним, а ребёнка Святослав признаёт и растит как законного. Имя ему Володимер, и пойдёт ему осенью третий год.

Вывод мой таков. В Киеве две силы борются меж собой. Первая — во главе с матерью-княгиней, хочет Русь крестить и во всём потакает грекам. А вторая — во главе с воеводой Свенельдом и волхвом Жериволом, ратует за древние обычаи. Но и те, и другие ненавидят хазар. И, забыв про распри, могут объединиться против нас под водительством Святослава. Надо, пока не поздно, их остановить, загасить нарождающийся пожар — или силой, или дарами. Терпеливо жду ваших вразумлений.

Низко кланяюсь — ваш случи покорный...» — и т. д., и т. п.

Перечтя написанное и посыпав пергамент песком, Ханука подумал: «Эх, была б моя воля, я бы прямо высказал правду им в лицо: если русы всерьёз затеют кампанию, нам не выстоять. У Иосифа на уме только новые женщины и обжорство. Говорили, совсем обрюзг. Войско разлагается, дисциплины нет. А Песах слишком пожилой, управление на себя взять не сможет... Но приходится держать язык за зубами — кто я вообще такой, чтоб указывать сильным мира сего? В лучшем случае обругают, в худшем — отзовут в Итиль и накажут. Остаётся уповать на одно — благосклонность Неба. Неужели Оно даст погибнуть богоизбранным иудеям на своей новой Родине — в Хазарии?» Он вздохнул и, свернув пергамент, запечатал его рыжим сургучом, придавив перстнем с хитроумной печаткой: солнцем в виде Магендовида (Звезды Давида).

2

До чего ж красивы на заре Градские ворота Киева! Сложенные из морёных брёвен, с черепитчатой красной крышей, с чёрными бойницами, в обрамлении полубалконов, где стоят котлы со смолой (чтобы в случае нападения вылить её, кипящую, на противника), кажутся на фоне синего неба и зелёной травы игрушечным теремком, — а поди, захвати, попробуй! Через ров с водой опускается деревянный мост, створки растворяются, и под звуки охотничьего рожка выезжают из города всадники: сам великий князь со своими гридями. Вот он едет в центре — кряжистый, квадратный, с вислыми усами и серьгой в ухе. Смотрит горделиво, даже, я бы сказал, задиристо. Красная бархатная шапка с меховой оторочкой сдвинута слегка на затылок. Красный кафтан-ферязь не застегнут, а под ним видна аксамитовая свита без воротника. Неширокие порты заправлены в узконосые сапоги из хорошей кожи. За седлом укреплён колчан со стрелами и красиво изогнутый, мощный лук. И скакун у князя отменный — белый в серых яблоках, долгогривый и тонконогий.