Крах каганата

— Открывайте, болваны! — крикнула она тем же самым басом. — Я — гонец Иоанна Цимисхия! С важным донесением к императору! Если не откроете, сам стратиг вас отдаст под суд!

— Неурочное открытие ворот стоит десять ассов, — нехотя сказал часовой. — Это правило для любого — бедняка и стратига.

— На денарий и захлопни пасть. Мне с тобой торговаться некогда. Император ждёт!..

Зазвенели цепи, заскрипели передаточные колёса и дубовые створки, вдоль и поперёк окованные железом, медленно раскрылись. Дочка Негулая вырвалась на свободу, и ничто уже не могло воспрепятствовать бешеной её скачке. Но потом, у ближайшей развилки дорог, разведённая государыня резко повернула коня налево: ехать прямо к Константинополю было опрометчиво: посланные вдогонку гвардейцы выберут скорее всего это направление. Значит, надо от них уйти. И аланка устремилась на север — по обычной просёлочной дороге, шедшей меж нолей, а затем углубилась в лес. Народившийся глупый месяц освещал ей путь. А когда небо стало розовым, впереди Ирина увидела небольшой охотничий домик, вросший в землю. Спрыгнула с коня, подошла поближе. Нарочито грубо спросила: «Есть тут кто живой?» — и не получила ответа. Привязала скакуна к дереву и открыла дверь. Старая избушка в самом деле была пуста; только пара чёрных мышей с недовольным писком брызнула от неё под лавку. Гувернантка, моментально почувствовав, что её силы на исходе, прилегла на скамью, вытянула ноги и прикрыла глаза. Засыпая, подумала: «Полчаса вздремну, а потом продолжу дорогу. Надо отдохнуть», — и стремительно провалилась в сон.

Пробудилась она от призывного ржания Резвуна: что-то его встревожило и он звал на помощь. Женщина вскочила с лежанки и, схватив со стола пыльный чугунок, приготовилась отразить нападение. «Если это погоня, — промелькнуло в её мозгу, — я пропала. Силы не равны, и гвардейцы стратига скрутят меня без особых трудностей. Нет, живой им не дамся. Пусть убьют, но опять в рабыни, да ещё в наложницы к Иоанну, не пойду ни за что на свете!»

Проскрипели дверные петли. В полумраке избушки появилась фигура — явно женская — в серой домотканой хламиде и крестьянских сандалиях на босу ногу. С головы вошедшей падало на плечи грубое холстинное покрывало, а на шее висела старая сума из дерюги. Двигалась пришелица осторожно, на ощупь, и её лицо — с извиняющейся блаженной улыбкой и безжизненными блёклыми глазами — говорило о том, что она слепа.

— Феодосий, ты? — ласково спросила она. — Это я, Христина. Мимо шла и почуяла: от избушки идёт человечий дух. У тебя разве новый конь? Да неужто с Борцом что-нибудь стряслося?

— Не пугайся, добрая, — тихо проговорила Ирина. — Я не Феодосий, а случайная путница, задремавшая в этой лесной лачужке.

— Свят, свят, свят, — осенила себя крестом незрячая. — Мне сдастся, что ты — не простая путница, а какая-то важная особа, выдающая себя за другую... — И Христина вытянула вперёд руки. — За тобою гонятся? Ты нашла здесь прибежище и страшишься в плен попасть к недоброжелателям?

Дочка Негулая не ответила на её вопрос, только удивилась:

— Ты читаешь мысли?

— Да, наверное, не очами вижу, но сердцем... Как тебя зовут? — И вошедшая села на лавку.

— Ну, допустим, Атех...

— Хорошо, Атех... Ты должна спешить: скоро те, от кого ты прячешься, метут заявиться сюда. Слышу дальний топот. Час езды отсюда...

— Господи, да как же? — бывшая царица встала с лежанки. — Помоги, любезная. Где от них укрыться?

— Помогу, коли мне поможешь.

— Говори: в чём твоя нужда?

— Подвези меня на своём коне до монастыря Святой Троицы. Он недалеко, в полумиле отсюда. Я туда и шла. Там тебя и меня приветят, заслонят от плохих людей, пищу дадут и кров. А затем наставят на верный путь.

— Превосходно! В дорогу!

Да, Христина оказалась права: милосердные инокини приютили обеих, и аланка смогла провести в полной безопасности двое суток. А затем, облачившись в монашескую одежду, сев на ослика, выменянного сю у матери-игуменьи на коня стратига, разведённая государыня потрусила к Константинополю. «Иоанн сегодня отбывает из города, — думала она, — и ему, должно быть, уже не до своенравной невольницы... День уйдёт у меня на дорогу, а к рассвету, Бог даст, появлюсь на Золотом Роге. Только бы успеть на корабль! Только бы намерения моего купца были прежними и его ладья не ушла в открытое морс раньше времени!» Слабую надежду ей внушали слова, сказанные незрячей провидицей в краткие минуты прощания: «Не страшись, Атех... Чувствую, что Силы Небесные покровительствуют тебе. Впереди ещё много трудностей, но в конце концов ты достигнешь цели. И обидчики твои будут посрамлены». Дочка Негулая обняла Христину и по-православному троекратно облобызала. А потом кивнула: «Пусть Господь и тебя утешит, светлая душа!»