Крамнэгел

Прежде чем стать на стезю своих великих приключений, Крамнэгел позаботился о том, чтобы перед отъездом нанести ряд визитов с целью «прояснить», как он это сформулировал, «отношения». И пригласил в дешевую бифштексную Ала Карбайда. Как ни старался Крамнэгел скрыть неприязнь к своему заму, одного вида этого худого серого лица с кружевом вен на висках и с глубокими впадинами щек, подергивающего носом и прищелкивающего зубами, заглатывая лук со сметаной подобно какой-то истеричной рыбе тропических широт, было достаточно, чтобы пробудить чувство чисто животного отвращения. Чтобы человек хотел – и мог! – поглощать целые горы пищи с упорством обжоры и постоянством сластолюбца, оставаясь при этом жилистым и крепким, как стальной трос, – нет, здесь явно что-то не так!

– Ну, так как бы ты руководил нашей полицией? – спросил Крамнэгел, обескураженный направлением, которое принял их разговор.

Ал улыбнулся и ответил тихо:

– Мне вряд ли пристало говорить о том, как бы я вел себя на твоем месте, Барт.

– Это почему?

– Да потому, что оно твое место, а не мое.

– Когда-нибудь оно может стать и твоим.

– Есть большая разница между «может» и «станет».

Крамнэгел умолк.

– А если я тебе прикажу отвечать? – спросил он наконец. Ал лишь шире раздвинул рот в улыбке, обнажив больше зубов, чем обычно свойственно улыбающемуся человеку.

– Так приказ это или нет, а, Барт? Я же сейчас не на службе.

– Послушай, я просто хочу знать, что я, по-твоему, делаю не так.

– С какой стати я должен считать, будто ты что-то делаешь не так, Барт?

– Да с такой, Ал: нормальный человек не может не подозревать за собой ошибок, вот с какой! – повысил голос Крамнэгел.

Немного поразмыслив, Ал Карбайд начал рассудительно:

– Ну ладно, начальник. Скажу. По-моему, ты не прав в том, что слишком много требуешь с подчиненных.

– То есть заставляю их работать вовсю? – От такой славы Крамнэгел и не думал отказываться.

– Нет. Я о другом. По-моему, ты не можешь требовать, чтобы они играли роли хиппи, шлюх, раввинов и бог знает кого еще. Они – не актеры, они – полицейские. И работают они плохо только потому, что от них слишком многого хотят.

– Что же ты предлагаешь?

– Одеть их в подходящую одежду. Ну, такую, какую они сами носили бы вне службы. И не назначать больше парней изображать из себя раввинов только потому, что подошла их очередь, и не требовать от полузащитников нашей футбольной команды убедительно разыгрывать из себя девочек на панели. Да вот, пожалуйста, тебе конкретный пример: только в прошлый вторник мне пришлось снять с антисемитского патруля сержанта Ламберта, когда тот уже выходил на дежурство. Выходил потому, что никто не решился взять на себя ответственность исключить его из списка – ведь список подписал ты, Барт. Вот такие вещи и выставляют наше управление на посмешище.

Крамнэгел почувствовал себя достаточно смущенным, чтобы тут же ринуться в атаку.

– Почему это Ламберту было неугодно выходить на дежурство в составе антисемитского патруля, как всем другим? – поинтересовался он.

– Что он вообще имеет против антисемитского патруля? Уж не антисемит ли сам? Почему это Ламберт не пожелал переодеваться раввином?

– Потому что сержант Ламберт – негр, – мягко объяснил Ал. Крамнэгел на секунду прикрылся пивной кружкой.

– Что ж, может, ты и прав, – вздохнул он. – Может, нам и впрямь надо попробовать что-то другое. Но ведь эти патрули-ловушки мне вроде как собственные дети, Ал. Дай им время встать на ноги, они, может, еще и сработают. Давай проявим хоть немного веры. Ал. Ей-богу, ведь в этом и есть вся жизнь – в вере, правда?

– Конечно, конечно. Я ведь выкладываю тебе свои мысли только потому, что ты меня заставил, Барт. Я знаю, что патрули – твое детище. Я ничего общего с ними иметь не хочу, то есть я хотел сказать, что не претендую ни на какую от них славу. И не только потому, что я ее не заслужил, но и потому, что с помощью твоих патрулей мы так никого ни разу и не задержали. Нет, не верю я в них.

– Все, кончил? – прошипел Крамнэгел. Уж чего-чего, а подобного несогласия со стороны подчиненных он не терпел. Теперь настала очередь Ала Карбайда рассердиться. Глаза его блеснули пронзительной холодной голубизной.

– Нет, не кончил, – сказал он очень тихо. – Чем мы вообще занимаемся в этом нашем полицейском управлении? Боремся с организованной преступностью или устраиваем цирк?

– Что такое?

– Вопрос, Барт, всего-навсего вопрос. Ты же поощряешь вопросы. Так за кем же мы охотимся, кого ловим: какого-то извращенца, разгуливающего в женском платье, сопливого прыщавого дурня в кожаной куртке со свастикой или организованных преступников, настоящих гангстеров, тех людей, которые раскланиваются и с тобой, и со мной, когда мы встречаем их в приличных домах, и которые посылают нам поздравительные открытки к рождеству?