Крамнэгел

– Шайку Перилли? Или братьев Пенаполи? Но это ведь древняя история. Какая же у нас сейчас организованная преступность?

– То-то и оно... Я вот тоже не знал и спросил, значит, о чем это он... Я прямо, как вы сейчас, господин мэр, сказал ему: «Назови имена».

– А он?

– А он и назвал, – осторожно сказал Крамнэгел. Мэр раскурил сигару и посмотрел на Крамнэгела сквозь табачный дым.

– Следует ли мне знать его мнение, кто они? – так же осторожно спросил он.

– Как сказать... Может, я просто выношу сор из избы...

– Вы – начальник полиции, Барт. А я – мэр. Не вынося сора из избы, мы не сможем руководить.

– Ну ладно... в общем, он назвал Джо Тортони...

– И кого же еще? – улыбнулся мэр.

– Бутса Шиллигера.

Улыбка на лице мэра сразу съежилась.

– Милта Роттердама.

Теперь мэр больше не улыбался совсем.

– И судью Уайербэка.

Мэр моргнул. Затем рассмеялся.

– Удивительно, что в такую компанию Ал не зачислил и меня, – пошутил он.

– Ну, он так далеко еще не зашел, – в тон ему рассмеялся и Крамнэгел.

Как раз в это время загудел на столе селектор.

– Да? – нажал на кнопку мэр. В динамике забился консервированный голос его секретарши: – К вам мистер Роттердам, сэр.

– Попросите его подождать. – Мэр выключил аппарат. – Что ж, Барт, извините, но... дела. Наслаждайтесь путешествием и передайте мои наилучшие пожелания миссис Крамнэгел. Пожав мэру руку, Крамнэгел покинул кабинет. Не успел он скрыться за дверью, как мэр тут же включил аппарат внутренней связи.

– Мистер Роттердам ждет приема один?

– Нет, сэр, с ним мистер Тортони.

– Проводите их через кабинет казначея, хорошо? Я не хочу, чтобы они наткнулись на Крамнэгела.

– Хорошо, сэр.

Отойдя к окну, мэр прищурил глаза и глубоко затянулся сигарой, размышляя о том, что Ал Карбайд – человек толковый и стоящий и что такого человека всегда безопаснее иметь союзником, нежели врагом.

Крамнэгел же тем временем выходил на улицу, восторгаясь собственным умением – как хитро он сумел подложить Алу Карбайду свинью – и удивляясь своей удаче: он ведь сам оказался свидетелем того, что Милт Роттердам ждал приема у мэра. Сей факт может оказаться весьма весомым, прими дела определенный оборот. Да, хороший подвернулся козырь. Жизнь ведь штука тонкая: никогда не знаешь, что сгодится.

Вернувшись в управление, он вызвал Карбайда к себе, но не сказал ему ничего, только велел установить наблюдение за Роттердамом.

– Есть на него факты? – поинтересовался Ал.

– Нет, просто интуиция... И еще: узнай-ка фамилию и всю подноготную секретарши мэра – маленькая такая, рыженькая, лет двадцати пяти...

– Мэрилин Шопенгауэр.

Крамнэгел окинул Ала холодным взглядом.

– Узнай, – повторил он, как будто и не слышал слов Ала, и затем покинул управление.

Он был в восторге от проницательности, с какою сумел направить этого поганого умника по столь опасному пути, на котором тот неизбежно свернет себе шею. Чем честолюбивый Ал докопается к истине ближе, тем больше вероятности, что мэр и вся шайка запаникуют, а на кого ставить в открытой войне между мэром и законом, Крамнэгел уж как-нибудь разберется.

Он, разумеется, оценивал других, исходя из того, как реагировал бы на события сам: ведь мало кто из людей способен на большее. В его уме враждующие стороны были четко разложены по полочкам, и неспособность представить себе возможность компромисса между одинаково сильными врагами, ничего не видящими в войне, кроме убытка, а в мире, кроме прибыли, – иными словами, компромисса меж разумными деловыми людьми – была в общем-то своеобразным проявлением цельности его натуры. По меньшей мере, именно так он оценивал конфликты, в которых не участвовал лично.

Его третья – и последняя – встреча, несомненно, была самой трудной из всех. По правде говоря, она была назначена еще до того, как Крамнэгел узнал о предстоящем путешествии. Отменять же ее сейчас ему не хотелось: он нуждался в закреплении публичного рукопожатия, имевшего место на банкете. Крамнэгел отправился к Арни Браггеру. Арни, хотя и подтвердил время встречи, оказался у себя дома не один. В его кабинете, уютно устроившись в кожаном кресле, сидел адвокат Мервин Шпиндельман, близкий сотрудник Арни, человек, уже начинавший пользоваться общенациональной известностью благодаря своему фиглярству в зале суда, в результате чего он все больше и больше времени проводил за пределами Города, затуманивая те вопросы, которые должен был прояснять, с помощью стиля столь же выспреннего, сколь и педантичного. Складывалось впечатление, что каждый свой процесс он рассматривает как спортивное соревнование, в котором сам он выступает в роли чемпиона, его клиент – в роли мяча, а судья – в роли рефери, которого можно и надуть.

Только что вышел из печати третий том его автобиографии, скромно озаглавленной «Привычка побеждать», и сейчас он надписывал экземпляр на память Крамнэгелу: «Начальнику полиции Крамнэгелу, который иногда бывает моим оппонентом, но никогда – врагом».

Крамнэгел поблагодарил его.

– Мы ведь все вас любим, – небрежно бросил Шпиндельман, легко похлопывая его по плечу.

– Я специально задержался у Арни, чтобы лично вручить вам книгу.