Крамнэгел

– Для вас эти люди, насколько я понимаю, всего лишь нарушители правил уличного движения и не больше? – спросил Арни.

– Разумеется. И на этой автостоянке им тоже делать нечего. Она принадлежит «Леверетт корпорейшн».

– Ну да. Ничего другого в данной ситуации вы не видите. И то, что их может посетить божественное озарение, вам глубоко безразлично.

– Да вы что, никак и впрямь принимаете всерьез всю эту чушь собачью? – удивился Крамнэгел. Ему никогда не приходило в голову, что Арни Браггер может руководствоваться мотивами иными, нежели эгоизм и личная неприязнь.

– Я принимаю всерьез все, в чем есть привкус тайны, Барт. Значит, я принимаю всерьез абсолютно все в этой жизни. И даже – при чрезвычайных обстоятельствах – полицейское управление и органы юстиции. Самую же великую тайну представляет собой человек. Человек, Барт! И я отношусь к нему серьезно.

– Но, я надеюсь, вы проводите грань между законопослушными гражданами и правонарушителями?

– Нет, не провожу. Абсолютно никакой.

– Вы что, рехнулись?

– Барт, вы помните дело Бострома? Бросивший школу парень, арестованный за немотивированные убийства год или два назад?

– Еще бы не помнить! Уж не хотите ли вы сказать, что были правы, спасая Холлама Бострома от смертной казни?

– А вы были правы, что не возбудили дела против его отца?

– Его отца? – переспросил Крамнэгел в полном недоумении.

– Да, его отца. Разве вы не помните? Я ведь раскопал всю его подноготную: мать – проститутка из городка Пеория в штате Иллинойс, а отец – полковник американской армии.

– Ну, мало ли что скажет проститутка!

– А если это правда?

– Ну, можно ли винить офицера за то, что он завалился под куст со шлюхой? Да еще в такой дыре, как Пеория! Тогда уж всю армию надо сажать на губу! – Но что, если результатом столь снисходительной терпимости явился маленький монстр вроде Холлама Бострома? Тот полковник, по всей вероятности, добропорядочный, богобоязненный гражданин и отец – как раз того сорта, что вы воспели в своей речи, Барт, – когда он дома и когда его держат в узде жена, проповедник и мундир. Но стоит ему попасть в служебную командировку в Пеорию – и дело обстоит совсем иначе, и вот вам последствия. Разве это справедливо?

– Я и не говорю, что справедливо. Я просто говорю, что лучшей системы, чем существует, все равно еще не придумали... Но и фактора случайности тоже не исключишь... Все мы только люди, в конце концов.

– О, вот вы как теперь заговорили! – встрепенулся Шпиндельман.

– И именно поэтому вы и пришли к нам требовать головы, а то и двух, выражаясь жаргоном французской революции, чтобы укрепить репутацию своего управления, – именно потому, что все мы только люди!

– Вы переворачиваете мои слова наизнанку!

– Переверните их обратно!

– Вы отлично знаете, чего я, черт побери, хочу, Шпиндельман, и вы, Арни, тоже. Я всего лишь прошу передышки для своего управления.

– Иными словами, вы хотите получить один-два судебных приговора, не сталкиваясь с обычной оппозицией с нашей стороны, – уточнил Шпиндельман – Можно сказать и так, если хотите...

– Но разве есть дела, которые больше заслуживают такого отношения, чем другие?

Наступило молчание.

– Ехали бы вы оба в какой-нибудь другой город и оставили бы наши заботы нам…

Шпиндельман расхохотался. Арни лишь улыбнулся в ответ на жалобные слова Крамнэгела.

– Послушайте, Барт. – Арни снова как бы рассуждал вслух о тайнах бытия. В словах его зазвучали нотки понимания и сочувствия.