Крамнэгел

– Иди, дружище, иди и покажи им там... И за меня покажи... за Большого Барта.

И надзиратель повел старика навстречу немилой его сердцу свободе.

Для Крамнэгела освобождение Гарри оказалось катастрофой. До ухода Гарри он не отдавал себе отчета в том, до какой степени тот стал ему необходим – как в роли дружелюбного, пусть и не совсем нормального слушателя, так и в роли исповедника, которому можно излить душу. С его уходом вокруг Крамнэгела воцарилась тишина и навалилось то ужасное состояние, которое мучило в первую тюремную ночь, он снова увидел вокруг себя заключенных и обнаружил, что за неимением других занятий изучил всю обстановку своей камеры до тошнотворных подробностей. Об апелляции не поступало никаких новостей, письма от Эди приходили все реже и становились все короче, а улыбка священника – все наглее.

Затем, шесть дней спустя, около семи часов утра сильнейший взрыв потряс Найтсбридж23, и весь эдвардианский фасад здания банка «Манчестер коттон» с его карнизами, горгульями, бойницами, башенками и прочими финтифлюшками обрушился на мостовую, полностью перекрыв движение. Прохожих в этот час, к счастью, не оказалось, на месте происшествия нашли лишь старика водопроводчика со сморщенным лицом, выхаркивавшего в клубах пыли легкие. Сначала полиция приняла Гарри за невинно пострадавшего человека, случайно оказавшегося на месте катастрофы, но у одного из констеблей вызвали подозрения три канистры, висевшие на обмотанной вокруг талии старика веревке.

– Зачем они вам? – спросил констебль, но Гарри все еще бился в тисках сильнейшего кашля и членораздельно ответить не мог.

– Как по-твоему, Билл, что это у него такое? – спросил констебль у коллеги и услышал в ответ:

– На мой взгляд, канистры с горючей смесью. – После чего полицейские переглянулись, затем пристально посмотрели на старика и все поняли.

В участке Гарри быстро опознали, поэтому разрешили присесть, и теперь он сидел, завернувшись в одеяла, потягивая сладкий горячий чай, и отвечал на вопросы примчавшегося из Скотленд-Ярда Пьютри, решившего, что акт столь невероятного вандализма обязательно должен иметь либо политическую, либо расовую подоплеку, ибо чем же еще объяснить его размах, неистовство и явное отсутствие профессионализма в исполнении?

– Но почему вы взялись именно за «Манчестер коттон», Гарри? Почему? Вы, случайно, не спутали его с каким-нибудь другим зданием?

– Спутал? Как бы не так, – сплюнул Гарри. – Я знал, что делал.

Пьютри переменил тон: – Вы работали без помощников, старина?

– Я всегда работаю только один.

– Что так оно всегда и было, я знаю, но человек ваших лет не станет, черт возьми, обрушивать фасад банка просто так – ни с того ни с сего. Кто еще работал с вами, Гарри?

– Никто! – сверкнул глазами Гарри.

– Тогда скажите, сколько вам заплатили? И кто?

– Я сам собирался себе заплатить тем, что оттуда вынесу.

Пьютри поднялся со стула.

– Не заставляйте меня тратить зря время, Гарри. Я человек занятой.

– Я тоже был занятой, пока меня не сволокли сюда.

Сыщик наклонился к Гарри, придвинул лицо к самому его носу и испробовал очень мягкий, очень деликатный подход: – Здесь замешана политика?

– Чего?

– Кто вам заплатил? Арабы? Или ирландцы?

– Да нет же. Зато вот ему теперь будет что рассказать.

– Кому, Гарри? Кому?

Гарри крепко сжал челюсти, даже губы исчезли. Он молчал.

Пьютри вздохнул.

– Вам теперь легко не отделаться, мой мальчик, Гарри. Вам семьдесят шесть лет. Это ваш двадцать девятый арест. И если раньше суд всегда проявлял к вам снисхождение – именно потому, что вы работали в одиночку, то теперь вы выступаете как участник шайки, причем, извините меня, самый глупый ее участник, который берет все на себя, в то время как остальные продолжают гулять на воле. Нет, теперь от суда снисхождения не ждите. К тому же на этот раз вы попались не на мелочи, не на каких-нибудь серебряных подсвечниках. Вы уничтожили черт знает на сколько миллионов частной собственности, так что я не удивлюсь, если…

Пьютри запнулся, ибо в глазах Гарри вдруг вспыхнул огонек, зажженный сознанием исполненного долга, в них так и светились уничтоженные им миллионы, и в сердце Пьютри закралось подозрение, что старик действительно работал один.

– Ну хорошо, – сказал он устало. – Допустим, у вас не было соучастников.

– Так-то оно лучше. Больше похоже на правду, – сказал Гарри.

– Почему вы маскировались под водопроводчика?

– Под кого же мне еще маскироваться?

– Почему вы не пошли на дело в своей обычной одежде?

– Меня слишком хорошо знают, нельзя было рисковать. И вообще, когда у них идут брать банк, почти всегда переодеваются водопроводчиками.

– Где это «у них»?

– В Дикси24.

– В Дикси медвежатники обычно переодеваются водопроводчиками, когда идут на дело, вы это хотите сказать?

– Вот именно.

– Откуда, черт побери, вы это узнали?

– Слухом земля полнится.

– Слухом, значит. Так-так. А одежду водопроводчика где взяли?

– Взял напрокат в мастерской театральных костюмов Абрахамса.

– Ну, хоть с этим разобрались, – сказал Пьютри своему помощнику. – Отправьте костюм обратно к Абрахамсу. Так, а горючая смесь на что?