Крапивник

— Наверное. Меня выгнали ещё после первого артефакта, — я не сразу вспомнила, что вообще такое «тип распространения».

Через пару секунд в памяти отыскался ответ. Тип распространения — траектория движения энергии при использовании магии в экстремальных ситуациях. Проще говоря, когда Эд бесится, энергия расходится от него кольцами, а когда я боюсь чего-то и со страху начинаю колдовать — чары разлетаются как искры.

Огненный маг как раз закончил проводить с жезлом какие-то махинации. — Объём: два сердца и десять процентов. Контроль идеальный.

— Что ж, молодой человек, у Вас большие шансы поступить. Результаты будут в понедельник.

Воспоминание прервал туман. Прежде чем он расступился, над нами зазвучали голоса, не связанные со зрительными образами:

— Ты первый в списке на поступление, — первым был радостный отец.

— Мы в тебе не сомневались, солнышко, — следом мать.

— Нет, что ты, я не завидую, — раздался смех Карстена. — Я вижу перспективы: просто заставлю тебя решать за меня домашку, умник.

Ощущение, будто прыгнула в стог сена, отделило фрагменты памяти.

Снова передо мной был этот же дом.

Та же женщина — знать бы как её зовут — подшивала воротник чёрной бархатной куртки на Эде.

— Они погибли за три дня до начала учебного года, — едва слышно объяснил Эдмунд.

Я съёжилась:

— Это… день смерти? Давай уйдём отсюда. Пропустим воспоминание.

— Это случится не прямо сейчас… Дай мне… несколько минут, хорошо? — Эд не смотрел на меня.

Я подняла на него взгляд. Неестественный блеск глаз и то самое выражение лица, когда всеми силами стараешься держать каменное лицо — вот что я увидела. Спорить готова — Эд хотел бы, чтоб меня сейчас не было рядом. Но всё, что я могла предложить — шаг вперёд и в сторону.

Это я и сделала. Учитель сделал шаг назад. Он остался у меня за спиной. Вне поля зрения.

— Какая ты у меня умница, — женщина улыбалась.

— Я ж говорил, что поступлю, — Эдмунд расстегнул душащий ворот рубашки.

— Застегни. И не вздумай на церемонии поступления его расстёгивать, — мать снова вставила пуговицу в петельку. — Ты не гулять идёшь, а на важное мероприятие.

— Ма, я так сдохну, — закатил глаза Эдмунд.

— Выражения выбирай, — женщина поочерёдно прикладывала пуговицы к куртке. — …и пуговицы. Какие тебе больше нравятся?

— Без понятия, но те, что на рубашке — точно нет.

— Ты весь вечер мне об этом говоришь.

— Мне весь вечер они не нравятся.

— Сходи к папе. Пусть он тебе шейный платок завяжет. Может, удобнее будет.

Женщина заглянула в шкаф с вещами сына и достала оттуда нужный предмет.

Эдмунд вышел из комнаты и направился вниз к лестнице на первый этаж, где находились кухня и аптека. Мы за ним. Я — впереди, учитель — сзади — почти наедине со своими эмоциями и мыслями.

— Малой, — из раскрытой двери в комнату старшего брата донёсся зов.

Мальчик сунулся в комнату.

Рыжий парень семнадцати лет валялся на постели с книгой.

— Две просьбы, — он поднял руку с двумя оттопыренными пальцами. — Если уж идёшь вниз, зайди на кухню и принеси мне тортик, ладно?

— Без проблем. Но не жалуйся, если кусок окажется маленьким, — Эдмунд вредно улыбнулся.

— Да ладно тебе, — беззлобно засмеялся старший. — Будь полезным младшим братом или я зря тебя все эти годы терплю?

— Ну да, забыл о твоей вселенской доброте, — младший упёрся в косяк. Такое общение с братом не казалось ему обидным — взаимные подколки, смешные и не очень, были для них нормой и почти никогда не имели цели задеть. — Тогда принесу весь оставшийся торт.

— Это уже лучше, — рыжий задумчиво почесал лоб. — Что ещё? Ах, да! Скажи маме, что у меня светильник трещит.

Младший перевёл взгляд на прикреплённую к стене круглую медную платформу с сияющим кристаллом, заряженным огненной энергией. Он издавал равномерный гул. Как маг огня, мать могла его починить.

— Ладно, — по этому поводу Эд язвить не стал.

— Спасибо, — Карстен снова уткнулся в книгу и махнул рукой, как аристократ, прогоняющий слугу. — Можешь идти отсюда, мой личный раб.

Фыркнув, Эдмунд вышел из комнаты.

Сбежав по лестнице, парнишка юркнул в помещение аптеки.

— Па.

— Сейчас.

Подросток встал у отца за спиной, ожидая, когда тот закончит с поздним клиентом. Аптека должна была вот-вот закрыться на ночь.

Человек вскоре ушёл, растворившись в стене дождя, и мужчина развернулся к отпрыску:

— Чего тебе?

— Платок завяжешь?

Как звали отца я знала — Раймонд. Он подвёл мальчика к зеркальцу и принялся разъяснять ему, очевидно не в первый раз, как завязывается платок.

— Если хорошо вот тут намотешь, можно пуговицы не застёгивать, понял?

— Ага, — худо-бедно, но Эдмунд справился с задачей, чем был очень горд.

— Напомни завтра, чтобы мы с сходили в ювелирный, и заказали тебе заколку, — отец открепил от своего платка серебряную брошь в виде инициалов «Р.Р.». — Пока походи с моей.

— Спасибо.

— Ты купил себе такую? — спросила я, пока отец крепил её к одежде сына.

— Да. Но не ношу. Не нравится, — слышно было, что слова в голе вставали комом.

Вместе с Эдом, почти моим ровесником сейчас, мы сбегали на кухню за тортом в количестве двух кусков и вернулись на второй этаж.