Крапивники

— Ну… — мама задумалась. — Если уж говорить примерами… Вот однажды он разговаривал с кем-то из коллег. Ещё до нашей свадьбы было, я тогда практику проходила в Королевском Научном. Зашла речь про девушек, про мужественную внешность, а потом — как так вышло уже не помню — начали обсуждать волосы на груди. Так он мои волосы к груди прижал и отказывался слушать доводы коллеги, что это не считается. Волосы на груди? На груди. Ну и плевать чьи. Стоит, смеётся и уверяет, что он самый брутальный мужик во всём Королевском Научном — самые длинные волосы.

Я захохотала:

— А потом ты спрашиваешь, в кого у меня такое ужасное чувство юмора.

— Ну да, ну да. Так что не думай, что любовь всей жизни должна быть идеальной. Это просто значит, что с недостатками этого человека ты готова жить. Возможно со временем, ты полюбишь эти недостатки. Как я, например, светлые волосы твоего отца.

— А что с ними не так? Нормальные волосы, — забыв о тесте на руках, я потянулась к собственной шевелюре, унаследованной от него.

— Всё хорошо, просто я больше люблю брюнетов, — мама чистой рукой сняла в моих волос прицепившейся кусочек моркови. — На мой вкус, волосы Эда — идеальны, но у него свои проблемы.

— Неужели хочешь сказать, что у тебя есть претензии к его внешности⁈ — не поверила я.

— В нём я не сразу полюбила нос.

Вот где возразить было нечего! Длинный острый, как «клюв», да в сочетании с научным любопытством, он придавал особое значение фразе «совать нос в какие-то дела».

— Знаешь, целоваться не удобно — в щёку упирается. Потом мы научились правильно головы ставить, а нос стал просто забавной изюминкой.

— Ясненько.

Я принялась раскладывать приплющенные шарики по противню. Мама пошла, включать артефакт-печь. Печенье полагалось ставить в разогретую.

Вот интересно, на что влияет эта тонкость? Что такого ужасного случится, если разогревать с тестом внутри?

Впрочем, не важно. Может, когда-нибудь проверю.

— Мой «неидеальный» тоже не вполне в моём вкусе, но больше беспокоит характер.

— Тут труднее, — мама кивнула. — Что-то тоже полюбишь, как трудоголизм каждого из моих мужей и их тупые шутки. Но с чем-то придётся мириться до конца жизни, так и не сумев это полюбить: например, расхождения во вкусах, курение твоего отца, матерную речь Эдмунда. Некоторые вещи будешь в равной степени обожать и ненавидеть: особо тупые шутки и тот же самый трудоголизм. С этим просто приходится жить.

— Ясненько.

— Ну а как ты хотела? Ты тоже им не подарок. Думаешь, Эда не бесит моя паника при его или мальчишек безответственном поведении? Или желание заставить его пойти к врачу по любому поводу? Или «подтирание соплей детям, когда они и сами разберутся»? Бесит, ещё как. Он вырос в другой среде: его друзьями были мальчишки-беспризорники, а родители отпускали гулять до поздна. Ну… и заодно не знали о худшей половине его проделок. А я росла абсолютно домашним ребёнком, которого мама наряжала в платья и учила печь блинчики, и, не приведи тебя Создатель, при ней сказать даже слово «задница».

— Ага, — я кивнула, показывая, что знаю об этом.

— За Эда не поручусь, но за себя скажу: ты даже не представляешь, как хочется иногда запустить ему в голову сковородкой.

— По Вам и не скажешь.

— Конечно не скажешь, потому, что я его люблю и никогда не брошу в него даже вилкой, не то что сковородой, — мама сделала из таза глоток сока, который я отжала из перемолотых фруктов. — Вкусно. Тебе налить?

— Да.

Она отошла за чашками. Разливая, напиток, продолжила:

— Злится нормально. Проблемы начинаются тогда, когда мысль о том, что ты можешь ему навредить или сделать больно, перестаёт быть веской причиной чего-то не делать.

— Хочешь сказать, если я со сковородой встану за спиной у своего молодого человека и буду представлять суд и сокамерниц, а не рыдания над его бездыханным телом — это не мой человек.

— М…

Мама провела секунду в задумчивости, оценивая формулировку. В размышлениях она влила весь сок в одну чашку — из груш и моркови сцеживается не так много. Осознавшись, разлила на несколько порций.

— Да, примерно это я и хочу сказать. Но, разумеется, не стоит себя мучить и любить его через силу, если есть что-то, что ты категорически не приемлешь.

— Да, да, это я понимаю… М… И всё же… если мы раньше уже были знакомы и не в самом позитивном ключе?

— Он виноват или ты?

— Он. В основном. Но во всём обвиняет меня.

— Ничего не могу посоветовать. Тут нужно видеть полную картину, чтоб прикидывать стратегию… Полагаю, тогда всё зависит от того, готовы ли вы друг друга простить. Если помнишь, мы с Эдом, тоже не с первой попытки сошлись.

— Да, знаю, вы поругались, и он ушёл от тебя за несколько месяцев до свадьбы.

— Да. Но одиннадцать с половиной лет назад мы смогли простить это друг другу. Ну и где б мы были, если б обижались?

Ковыряя ногти, я обдумывала возможность применить материнскую модель поведения на свой случай.

— Но это сработало для нас, — в унисон с моими мыслями напомнила она. — Это не значит, что тебе мои советы подойдут.

— Конечно.

— Погоди минутку, я отнесу сок.

Забрав четыре из шести чашек, мама пошла наверх.