Крапивники

Я-то была тут. В двух метрах от матери и учителя.

Другие участники кучковались в другом конце поля, хоть и тоже под куполом.

Даже среди тех, кто был на поле, о Джастине хоть сколько-то беспокоился лишь его учитель, стоящий за спиной у Эда таким же беспомощным балластом как и все прочие.

Он стоял один. В эпицентре. И надеяться мог только на малознакомого профессора. На человека, отказавшегося учить Джастина. Уважаемого, но чужого.

И больше никого. Ни родителей, ни друзей. Ни спрятаться, ни докричаться.

Я не хотела этого видеть.

Поглядела на Эда. Он тем временем закончил эскиз.

Опять смотреть на тот момент, когда учитель принимал решение жертвовать собой?

Я перевела взгляд на себя. Это был единственный человек, на которого сейчас мне не было больно смотреть.

Эд коснулся плеча старухи-декана:

— Поделите людей по типу магии, чтоб передавали энергию мне. И не дайте мне умереть до завершения процесса.

Я отгородилась от воспоминаний от её эмоций.

Ей было больно. Страшно. Она опять должна была потерять любимого человека.

Но вопрос стоял ребром: либо он, либо одиннадцать детей и преподаватели, привязанные к нестабильному плетению, которое вот-вот должно было рвануть, убив всех.

Она, без колебаний отдала бы предпочтение ему. Ни за что не подписала бы смертный приговор своему мальчику, но вот он…

Я видела перед собой лицо Эда.

Он не сомневался. Боялся, но не сомневался.

Ведь там была я.

Несмотря на тот факт, что сейчас я не имела тела, а была лишь проекцией себя в сознание старухи, на глаза навернулись слёзы. Ненавижу физиологию проекций! Зачем им все человеческие реакции⁈

Джейн кивнула, собираясь с мыслями. Она не переспорит Эда. Никто не переспорит Эдмунда в тот момент, когда он считает какой-то путь единственно верным. Сейчас этим единственно верным было… кратко говоря, самоубийство.

Мама и Эд подошли к куполу. Старуха, сдерживая слёзы, принялась руководить людьми. Они делились на семь групп. По типу магии.

Эдмунд сел на песок, скрестив ноги. Встретился взглядом с маленькой мной.

Он улыбнулся. Грустно, но с присущей ему мягкостью.

Улыбнулся! Господи, Эдмунд, да что с тобой не так⁉

Мама села за ним и обняла. Эдмунд упёр спину ей в грудь, как в любимое кресло. Поглядел на неё и тоже улыбнулся.

Что-то сказал. Довольно короткое, но Джейн не расслышала.

Мама улыбнулась, не пряча слёзы. Шепнула ответ и коротко поцеловала в лоб.

Позади них встали колонны людей, положивших руки впередистоящему на плечо. Первые сложили руки на плечи Эду или маме.

Старуха-декан наложила на Эдмунда несколько заклятий, призванных сохранять ему жизнь и сознание как можно дольше. Не просто применила, но и удерживала для усиления эффекта в случае необходимости. Скомандовала:

— Начали!

Ладони людей засияли. Они передавали друг другу энергию. Последние передавали её Эдмунду.

Разноцветные нити потянулись из рук моего учителя, сворачиваясь в рисунок более чем на полсотни рун.

Я села рядом, закрыла глаза, слушая хрип и стон. Эдмунду было больно, но пока лишь от передачи энергии — ломать печать Эд ещё не начал.

Пёстрый рисунок, создаваемый учителем, дрогнул. Казалось, на секунду все люди снаружи замерли.

Старуха усилила приток энергии. Кто-то что-то говорил. Мама крепче обняла Эдмунда. Он дрожал.

Процесс начался.

Эдмунд сжался. Мама крепко держала его, не давая ни скрючиться, ни упасть.

Я поглядела на Эда. Из-под его воротника показались белые полосы — они рисовались прямо по шее, вдоль сосудов. Симптом разрыва источника.

Учитель запрокинул голову. Лицо искривила гримаса боли. Рот раскрылся в крике.

Память Джейн не сохранила его.

Или сохранила частично.

Скорее всего, его крики слишком сильно били бы ей по психике, останься они в памяти.

Это хорошо. Не хотелось бы слушать.

В своё время для меня звуки подавил этот бурый барьер-купол. Я их не запомнила.

Сейчас я слышала что-то сродни вою банши, звону проволоки, колеблющийся в артефакте из-за перегрева, и каких-то человеческих криков на разные голоса, какой-то хрип или треск — смесь шумов, схожих по звучанию — замена травмирующей реальности.

Мир воспоминаний задрожал, исказился образ Эдмунда.

Его черты становились то чётче, то больше напоминание каких-то других людей. Солдатов из прошлого, Рауля, Эда в детстве…

Мир казалось тухнет вокруг нас. Джей не видела ничего, кромя странного сгустка света и фрагментов прошлого, объединённых в одного Эдмунда, кричащего на разные голоса.

Всё вокруг стало чёрным.

Многоцветное плетение врезалось в купол, заставляя его содрогнуться.

Мир окрасился вновь. Я смогла снова взглянуть на Джастина. Он чуть не плакал, но с надеждой смотрел на пёстрое кружево чар.

И у нас, и у них поднялся ветер. От летящей пыли стало темнеть, она колола лицо, забивалась в рот, нос и уши. Волосы у мамы и у Эда взметнулись вверх.

Всё ровно так, как я помню.

Эд вытянул руку, прижимая ладонь к куполу, практически вдавливая в него плетение. Старуха всё подпитывала и подпитывала свои плетения, облегчая ему боль.

Я чувствовала, какие плетения она использует, а значит и то, что происходило с Эдом в тот момент.