Краплёная

Промчавшись по Новоарбатскому мосту, Катя выехала на Новый Арбат. В это время суток можно было не бояться ехать через центр, освободившийся, наконец, от дневных заторов. Слишком ярко освещенный проспект был многолюден в любое время суток. А где много людей, там много и блюстителей порядка. Она поспешила сбавить скорость, чтобы не привлекать к себе внимания гаишников. Старик, как тряпичная кукла, безвольно покачивался из стороны в сторону на поворотах и норовил завалиться вперед, когда она не слишком мягко притормаживала на красный свет. Кате приходилось придерживать его одной рукой. Миновав Воздвиженку и Маховую, она въехала на Большой Каменный мост и вторично пересекла причудливо змеившуюся Москва-реку вместе с ее отводным каналом. Оказавшись, наконец, в Замоскворечье, она нырнула в пустынные, будто вымершие переулки и затерялась в них.

«Старик так быстро не очухается. Надо потянуть немного время, – решила она. – Чем позднее доедем, тем лучше. Меньше шансов попасть кому-нибудь на глаза.»

Покружив по переулкам, она остановилась, наконец, перед своей шикарной недвижимостью и, выключив мотор, терпеливо стала ждать, пока пленник придет в себя.

Он смешно подергал носом, глубоко вздохнул и открыл глаза.

– А? Что? Где я? Что со мной? – невнятно забормотал он.

– Все в порядке, Иван Егорыч. Вы в дороге немного вздремнули. Только и всего. Мы уже приехали.

– Куда приехали? Зачем? – Он никак не мог сообразить, что к чему.

– Неужели забыли? Ваш сын послал меня за вами.

– Ах да, да… Ничего я не забыл! Где он, мой мальчик? Ведите меня скорее к нему!

Катя помогла ему выбраться из машины и предложила опереться на ее руку. Старик тяжело, с натужным усилием передвигал ноги, все еще находясь в полуневменяемом состоянии. Пока она отпирала парадную дверь, он, повиснув на ней, казалось, вот-вот снова уснет. Катя бросила взгляд вправо и влево вдоль улицы – ни пешеходов, ни машин. Еще одно усилие и, облегченно вздохнув, она захлопнула дверь изнутри дома.

Намеренно не включая свет, Катя провела старика по темному нижнему холлу под лестницу и лишь когда открыла дверь, ведущую в подвал, нажала на выключатель. Ну вот и всё! Капкан захлопнулся. Отец Ломова ее пленник! Никому не придет в голову искать его здесь. Никто не может его здесь ни увидеть, ни услышать. Хоть кричи в полный голос, хоть барабань кулаками в толстенные, глухие стены. Отныне его ни для кого нет. Он исчез со всеми потрахами в неизвестном направлении. Как исчезла в свое время дочь Сашка.

– Сюда, пожалуйста, – вежливо сказала Катя, придерживая старика за пояс, что бы тот ненароком не споткнулся и не покатился вниз по крутым ступеням. – Присаживайтесь. – Она указала на раскладной стул.

Посреди огромного, зловеще-пустого подвала, угрюмо и нелепо торчали, заранее приготовленные ею, раскладушка со спальным мешком, походный стол с двумя стульями, два ведра и большая картонная коробка.

– Ничего не понимаю! – Старик начал нервничать, осознав, наконец, что с ним происходит что-то неладное. Тревожно окинув взглядом подвал с его странным «убранством», он в упор уставился на Катю и потребовал ответа: – Что все это значит? Где мы находимся? Где мой сын? Куда вы меня завели? И вообще, кто вы?

– Хорошие вопросы. По существу. Сядьте! – разом меняясь в тоне и выражении лица, приказала Катя.

– Что?! – опешил тот.

– Я сказала, сядьте. И слушайте, пока у меня есть желание что-то вам объяснить. – (Он машинально опустился на стул.) – Я обманула вас, Иван Егорыч. Ваш дорожайший сынок жив здоров и, скорее всего, в данный момент просиживает свои фирменные штаны в каком-нибудь казино или ресторане. Ну а вас я просто похитила.

– К…как это? Зачем?

– Похитила и все. Украла, как вещь. Ваш сын причинил мне огромное непо-правимое зло, и я намерена ему за это отомстить. Теперь ясно?

– Н…не очень.

– В общем так. Вы останетесь здесь моим пленником. Взаперти и в полном одиночестве. У вас будет свет, еда и питье, но вы не сможете отсюда выйти. Если будете вести себя благоразумно, останетесь живым. Если попытаетесь буянить, за последствия я не отвечаю. Все понятно?

Нервно сглотнув, он кивнул.

А теперь представьте, что вы в фотоателье, мне надо вас сфотографировать. В каком виде – решаю я. Договорились?

Он снова нашел в себе силы только кивнуть.

– Тогда не будем терять время. Снимайте пиджак, свитер и майку. И еще разуйтесь. Пожалуй, брюки тоже лучше снять. Вы останетесь в одних трусах. Живее! Не заставляйте меня ждать! – командовала Катя.

Трясущимися руками старик стягивал с себя одежду, не спуская с нее глаз.

– И носки тоже?

Она молча кивнула. Теперь родитель Ломова выглядел совсем жалким. Костлявый, сутулый, морщинистый. Бледную кожу покрывали коричневые печеночные пятна, на щиколотках и на руках вздулись фиолетовые вены.

– Отлично. – Подхватив одной рукой легкий складной стул, Катя поставила его у стены и приказала. – Садитесь сюда.

Достав из коробки моток веревки, она туго прикрутила старика к стулу, а на грудь ему повесила заранее заготовленную картонку с надписью: «Привет из Воронежа № 3».