Краса непутёвая

– Я вот о чём думаю, Гриша. Пропадает наша Ира, наша Пригожая. Ведь ясно, что этот прохвост Граков совратит её и бросит.

– Так и будет. Я в этом не сомневаюсь, Катя. Ну, что я могу сделать?

– Поговори с ней и с ним, как мужчина.

– Неужели ты не понимаешь, что это бесполезно? Видит Бог, что я не в силах остановить этого. Мы же не можем связать Пригожую и силой притащить в наш дом.

– А я, Гриша, по ночам часто думаю о нашей доченьке, Алиночке. Но я думаю не только о ней, но и об Ирочке тоже. Понимаешь, что, если что-то случится с девочкой, мы с тобой будем виноваты.

– Не говори вздора, Катя! Это у неё молодость. А она зачастую бесшабашна, и тут молодняку ничего не докажешь. Даже если он делает крутые и глупые ошибки.

– Может быть, ты попробовал бы, как-то, перетянуть её к себе на драгу «Ближнюю».

– Кем её взять к нам? У неё нет ни какой технической специальности. Поварихой? Но, сама знаешь, у нас берут на эту специальность только людей, имеющих «корочки», удостоверения по этой специальности. При первой же возможности, как только в районе или крае, откроются курсы поваров, Ирину пошлют на учёбу. Я уже заранее договорился, с кем надо. Но пока…

– А может быть, следует Ирочке всё рассказать? Она должна знать, кто её отец.

– Я в письмах обещал её покойной матери Марии никогда этого не делать. Только в самом экстремальном случае. Мария никак не могла простить отца Ирины… Воля усопшего. Понимаешь?

– Это её воля – полная глупость и чушь! Чего там было прощать? Мария считала, что он её не любит. И он ведь так же думал. Оба… гордые. Он ведь не знает, что когда уехал из Потайпо, то Маша была беременна от него. А там… он писал, узнал, что она вышла замуж за Тараса Татану. Чего тут не понять? Потом ему сообщили, что Мария умерла. Но тогда она была живая и бодрая. Вся в цвету. Занималась развратом, чего греха таить. Я считаю, что Ирина, должна знать, что у неё есть настоящий отец, и он сможет защитить её… Ты же ведь у меня, хоть и бравый, но не знаешь, как это сделать.

– А ты знаешь?

– Не хватало нам с тобой, Гриша, ещё поссориться. Всё, передохнули – и хватит. Давай дальше садить картошку.

Залихватов с силой вбил лезвие лопаты в землю и выворотил наружу огромный пласт земли. Поднял голову вверх. Над головой летел клин гусей. Они возвращались домой из дальних южных мест. Кричали жалобно, будто делились с людьми своими страданиями. Ведь им часто приходится коротать время на чужбине.

За столом, в доме у Пригожей, вольготно чувствовал себя Гера Грабов. В горнице было тепло, вовсю горел огонь в печке. Представитель краевой фирмы «Ремонтник» был раздет до пояса. Ясно. Потому, что жарко. Ирина тоже в халатике. Он разлил вино по стаканчикам и сказал гнусаво:

– Пей, Ира! Я приказываю!

– Я никогда в жизни не пила ничего спиртного. И почему ты мне приказываешь? Я не понимаю этого. Я не люблю, когда мне приказывают.

– Да, я шучу, глупенькая. Я не приказываю, я просто прошу. Ты – самая пригожая из всех пригожих в мире. Я понял, что мне без тебя жизни нет.

– Правда, Гера?

– Ещё какая, правда! Ты выпей, так легче будет расслабиться.

Он взял в руки стакан с вином и жестом показал ей, что она должна сделать тоже самое. Гера выпил. Татану, зажмурив глаза, выпила всё содержимое стакана. Поставила его на стол.

– Ты знаешь,– она на мгновение прикрыла глаза, – что-то сразу же закружилась голова.

– А ты закусывай. Вон колбасу бери или конфеты.

Она протянула руку за конфетой и тут же потеряла сознание. Её тело завалилось набок. Гера взял её на руку и пронёс её на диван, в соседнюю комнату, положил на диван. Потом налил себе не в стаканчик, а в стоящую рядом алюминиевую кружку, и залпом выпил. Ему не впервой.

– Вот и готова, тёлка,– он громко и звонко, с азартом и восторгом хлопнул в ладоши.– Трахаться подано!

Потом Граков разделся догола, бросил одежду прямо тут же, в горнице. Выключил свет и пошел в горницу, где Ирина так и не пришла в себя.

…Ночь для неё была мучительной и прекрасной. Болела голова. Но она стала женщиной. И ощущения её, конечно же, ясны и понятны. Впервые перешагнуть ту естественную грань и запомнить навсегда самого первого и неповторимо, пусть даже он рыжий, маленький, рябой, худой и сутулый. Он, так или иначе, самый лучший, даже если окончательный подонок и последний подлец. У них не сразу, но всё получилось под утро.

Когда она открыла глаза, то Гера ещё спал. Она нежно погладила рукой по плечу и сказала:

– Теперь мы с тобой, Гера, муж и жена.

Он открыл один глаз, недовольно, проворчал:

– Ну, ты, Ирка, и раскатала губу. Если перетолкнулись пару раз, то, что… женится, что ли сразу?

– Но ведь ты говорил, что любишь?

– Я пошутил. Чего ты разволновалась? Может быть, я и женюсь на тебе. Там… посмотрим.

Она соскочила с кровати. Стала быстро одеваться, понимая, что уже стесняться этого подлого человека не стоит. Да, он обманул её. Но, может быть, просто Гера такой, не очень понятный, человек, просто шутит так.