Тут надо коснуться одного из главных вопросов кадетской, юнкерской и офицерской жизни, вопроса о товариществе. Панаевы были редкие товарищи, истинные рыцари в отношенш своих соучеников, впоследствии полковых товарищей, понимали священное слово товарищества в самом высоком значена этого слова. Истинная боевая дружба, боевое товарищество это совместное стремление к военной доблести, поддержка друг друга на поприще военного долга. О, как часто извращаются эти святые рыцарские отношения, и как часто высокое имя товарищества дается простому и пошлому собутыльничеству. А ведь товарищество требует одинаково - на войне увести на коне или унести на плечах раненого сослуживца, а в мирное время заслонить грудью или оградить от соблазнов слабовольнаго товарища. Так на это дело и смотрели Панаевы. И сколько бы бед было предупреждено среди молодого офицерства, если бы, не щадя себя, товарищи с более сильным характером вышибали из рук слабовольного товарища лишний бокал вина, вырывали искусительную колоду карт. Панаевы в этом отношеши подавали замечательный пример. Так, в Елизаветградском училищe третий брат Гурий, состоя на младшем курсе и признавая карточную игру между юнкерами страшной язвой училищной жизни, вырвал у игравших юнкеров старшего курса колоду карт и разорвал ее. Люди, знакомые с бытом кавалерийских училищ и с зависимостью младшего курса от старшего, оценят силу этого дерзновения.
Борис Панаев Николаевское кавалерийское училище кончил вторым. И вот он вышел в офицеры в славный боевыми преданиями Ахтырский Дениса Давыдова полк. Со своими братьями, вышедшими вслед за ним в тот же полк, Панаев явился типом идеального офицера, для которого всюду на первом месте была служба. Всем своим поведением в полку они показали, что на службe мелочей нет, все важно от правильно застегнутой пуговицы до удачного плана боя, и все должно быть выполнено точно, честно, от всего старания и разумения. И с первых же месяцев службы Бориса Панаева приказы по полку и по дивизии пестрят лестными отзывами о его деятельности. В личной жизни Борис Панаев представлял собою изумительный пример военного аскетизма. Чем дальшe шло время, тем он более «ожесточал» образ своей жизни. Спал он на досках, употребляя седло вместо подушек; мяса в пищу старался не употреблять, строжайшим образом соблюдал посты. Как-то раз в пост он был приглашен завтракать к одной знакомой. Радушная хозяйка видит, что Борис по очереди отказывается от всех блюд, и тогда лишь догадалась, что он не желает нарушить поста, и приказала наскоро изготовить ему что-то постное.
Борис не дичился людей и не терялся в больших собраниях, но не любил и избегал их. Если ему случалось, чтобы не обидеть своим отказом, принимал приглашение на какую-нибудь вечеринку у родных, то и тут он проявлял свое христианское настроение. Он обыкновенно выбирал самую некрасивую девицу из присутствующих такую, на которую никто не обращал внимания, и старался ее занять своей беседой. Лично для себя он считал женитьбу не подходящей для военного человека, полагая, что в части боя мысль о семье лишить офицера нужной удали и решимости. Сам он умер холостым, прожив свою жизнь при красивой внешности и большом здоровье в детской чистоте. Это далось ему, вероятно, не без борьбы, чем и объясняется его спартанский образ жизни. Этим напоминал Борис тех представителей блестящей армии древнего Рима, которые в воинских доспехах принимали христианство и, оставаясь в привычных воинских рядах, вели жизнь подвижническую. Таков был и этот офицер, которого иногда после молитвы, длившейся всю ночь, заставала на ногах перед иконами утренняя заря.
В полку чувствовали, что Борис Панаев особенный человек. Он ни к кому не лез с советами духовной жизни и всяческаго воздержания. Но, если ему случалось войти в собрание, гдe пировало молодое офицерство, тотчас вce легкомысленные разговоры смолкали: чутьем всe знали, что при Борисе Панаевe этого нельзя.