Красавчик

Голос был мягкий, ласковый и печальный. Красавчику никогда не приходилось слышать такого обращения. Голос дамы проник ему в душу и тронул в ней тоскливое что-то, какие-то погибшие мечты… Он поднял голову и встретился на минуту с глазами дамы. Печален был взгляд ее и ласков в то же время.

– Откуда вы, детки?

– Из деревни Сороки, барыня, – беззастенчиво солгал Митька. – Под Петербургом это… Погорели мы… Пол деревни сгорело… Ма-амка… то-оже…

Он даже всхлипнул, словно воспоминание о сгоревшей «мамке» терзало его сердце. Красавчику не по себе стало: ему казалось преступным лгать такой доброй ласковой барыне.

Дама вздохнула. Кинула любящий взгляд на гимназиста, потом снова обернулась к нищенкам:

– Придите ко мне вечером, я вам приготовлю кое-что из платья. Вот адрес мой. Читать умеете?

– Умеем, умеем! – торопливо воскликнул Митька.

– Я живу вон в этих дачах, – продолжала она, указывая белым квадратиком картона на дачи впереди. – Приходите вечером, часов в девять. Ну, а пока прощайте, милые.

Гимназист тронул вожжи, и лошадка бойко побежала по дороге. Митька послал вслед двуколке несколько благодарностей и обернулся к приятелю. Он весь сиял торжеством.

– Что, ловко, брат? Ломыгу[19] дала да еще одежу обещала… Что, брат?

Он подпрыгнул даже от избытка чувств и весело рассмеялся.

– Барынь-то этих всегда провести можно. Какую угодно пушку заряди [20] – все сойдет… Не умею я стрелять по-твоему, а? Чего ты опять кислишься?

Красавчик не разделял восторга приятеля. Правда, он был доволен успехом, но в то же время его мучило что-то. Угрызения совести кололи душу. Стыдно было того, что Митька прибег к такому обману, чтобы получить подачку. Ему захотелось сказать об этом другу, но он не умел определить своих чувств и сказал только почти шепотом:

– Нехорошо это, Митя! Митька даже рот раскрыл.

– Что нехорошо?

– А все это… Вот барыня… Ты соврал…

Он путался, сбивался и робко как-то глядел на Митьку, словно боясь, что тот не поймет его.

С минуту Митька недоумевал. Потом сердитый огонек вспыхнул в его глазах.

– Это нехорошо, что я одежу достал и ломыгу?

Он вызывающе глядел на Мишку, и недоброе что-то слышалось в его голосе, угроза какая-то. Красавчик совсем оробел:

– Да не то я, Митя… Не понимаешь ты, – испуганно возразил он. – Не то я хотел сказать…

Митька продолжал смотреть молча. Потом презрение отразилось в его глазах. Он плюнул.

– А ну тебя… Баба несчастная.

И сердито дернувшись, пошел дальше, весь горя негодованием и презрением. В мыслях он продолжал ругать приятеля и приходил к грустному заключению, что с таким «хнычем» им не зажить так, как хотелось ему.

Красавчик виновато брел позади. Тоскливо, неприятно было у него на душе. Он шел понурившись, пришибленный и убитый. Ему было неприятно, что Митька рассердился, не понял его, и в то же время чувствовал вину перед другом. Ведь чуть ли не ради него Митька разыграл комедию с дамой. Ведь не будь его, Шманала иным путем добыл бы себе нужную одежду, не унижаясь до выклянчивания и наглого обмана. И с его, Красавчика, стороны, пожалуй, не хорошо было упрекать приятеля…

Эти мысли растравляли мальчика. К горлу у него начинало подкатываться что-то горькое, и туман застилал глаза. Было так горько, так скверно на душе, что хотелось плакать.

Митька обернулся и приостановился немного.

– Чего ты застрял там? – крикнул он.

И в голосе его звучало еще раздражение, хотя и затихающее, правда. Он подождал товарища и пошел рядом с ним, хмурый, угрюмый. Он не глядел на Красавчика, продолжая еще сердиться, хотя в душе почему-то жалел приятеля: уж больно убитым и огорченным казался он.

«А и, пусть! – с раздражением думал Митька. – Вперед умнее будет… Для него хлопочешь, а он… Да без тебя стал бы я что ли скулить перед барыней и этим шкетом – синей говядиной?»

Митька сплюнул со злостью. Красавчик кинул на него робкий взгляд. Митька поймал его и больше нахмурился.

Все еще молча вошли в поселок. По обоим сторонам дороги потянулись дачи, но друзья не обращали на них внимания, целиком поглощенные разладом. Митьке и хотелось уже сказать Красавчику какое-нибудь ласковое слово, но мешало что-то. Какое-то упрямство, странное и непонятное. Митька начинал злиться даже на самого себя, но это не только не помогло, а ухудшало дело. Красавчику казалось, что Митька злится на него, и он в свою очередь боялся заговорить с приятелем.

– А вы откуда, посадия?

Друзья вздрогнули услышав этот оклик, и испуганно обернулись: их настигала громадная широкоплечая фигура, туго перетянутая полицейским мундиром.

– Урядник! – меняясь в лице, прошептал Митька.

Он с отчаяньем оглянулся по сторонам. Но поздно было убегать: полицейский был в каких-нибудь пяти шагах.

Урядник вплотную подошел к мальчикам.

– Вы откуда взялись? – повторил он, окидывая строгим взглядом юных бродяг. От него не укрылось замешательство мальчиков, и взгляд его стал подозрительным.

Красавчик совершенно растерялся. Встреча была такой неожиданной, что мальчик никак не мог понять, откуда взялся полицейский. Ужасная мысль, что урядник понял, кто они, невольно заставила задрожать.