Красавчик

– М… мне… господина Борского… – выдавил, наконец, Мишка.

– Борского? Леонида Аполлоновича? А пошто он тебе?

Старик уже с любопытством обозревал фигуру мальчика.

Мишка, как мог, пояснил, в чем дело. Лицо старика несколько прояснилось. Ворча что-то под нос, он распахнул калитку.

– Входи.

Красавчик нерешительно сделал шаг вперед.

– Да иди, не бойся: собак нету здесь, – обод рил его старик.

Он шел за стариком почти машинально. Голова его была словно в тумане каком-то: он ничего не видел и не слышал. Пошел вслед за провожатым по каким-то ступенькам и очнулся только тогда, когда очутился в сенях, наедине с какой-то высокой плотной женщиной.

Старик исчез. Женщина же ворчала, ни к кому не обращаясь:

– Новая блажь нашла… Бродяг разных в дом напускать… Неугомонный… Ну, иди за мной!

Это она крикнула Мишке. Огорошенный резким окриком и намеками на каких-то разных бродяг, которые он принял на свой счет, Красавчик робко поплелся за женщиной. Они поднялись по широкой лестнице, украшенной ковром и цветами, на второй этаж. Отсюда железная винтовая лестница вела еще выше. Женщина начала взбираться по ней, кляня себе под нос и какого-то барина, и крутую, неудобную лестницу.

Красавчик карабкался вслед за ней и чувствовал себя точно во сне. Казалось, вот-вот он проснется и исчезнет широкая спина женщины и витая лесенка и сам дом, и он очутится снова в пещере над лесным озером.

Взобрались. Жестом велев мальчику подождать, женщина постучала в какую-то дверь. За нею глухо прозвучал знакомый, но недовольный почему-то голос:

– Кто, там?

– Я, барин, я – Марфа.

Красавчик удивился, что голос женщины теперь не таил и тени недовольства, а звучал ласково и подобострастно.

Раздались шаги за дверью, щелкнул ключ. Красавчик увидел знакомую фигуру художника, облаченного в широкую, длинную серую блузу. Брови Борского были слегка нахмурены, точно он был недоволен, что ему помешали. Увидев мальчика, художник ласково улыбнулся, и улыбка эта смыла недовольство. Глаза его засветились добрыми, хорошими огоньками.

– А, пришел, Миша? Ну, и отлично. Иди, брат. Вы, Марфа, можете идти.

Он подался вглубь комнаты, жестом приглашая Красавчика войти. Тот робко переступил порог.

Громадная комната вся была залита светом. И стены и потолок у нее состояли из окон, местами задернутых цветными шторами. На по лу у стен и на треножниках стояли картины. Одна громадная занимала чуть ли не пол комнаты. В углах и даже посреди комнаты возвышались какие-то статуи, на табуретах и мягких диванах валялись палитры, кисти, ящики с красками. В комнате царил такой беспорядок, точно ее обитатель спешно готовился к отъезду.

Красавчик не ожидал увидеть что-нибудь подобное и остановился в изумлении. Картины, глядевшие отовсюду, напоминали ему выставку на окне художественного магазина на Морской, у которой часто и подолгу стаивал Мишка, смотря на картины. Теперь ему показалось, что он попал в такой магазин, но краски и кисти навели его мысль на настоящий путь. Он сообразил вдруг, что художники и есть те люди, что пишут картины. Он уже с любопытством взглянул на Борского.

Борский наблюдал за мальчиком, не мешая ему оглядеться и прийти в себя. Сперва недоумение, а потом любопытный взгляд Красавчика открыли художнику мысли проносившиеся в маленькой голове. Он улыбнулся.

– Да, Миша, я художник и пишу разные картины – ничего не поделаешь. Тебе не приходилось разве видывать художников?

– Нет, – смущенно ответил Мишка. Он не знал, куда деть руки, и теребил ими куртку. Но тут они казались какими-то неуместными, и Красавчик поспешил засунуть их в карманы.

Правая рука натолкнулась на что-то плоское и твердое. Это был портсигар художника, о котором Мишка совершенно забыл. Он поторопился извлечь его.

– Вот, – покраснев вдруг до корней волос, промямлил он, – мы нашли… вы потеряли… вот…

Рука, протягивавшая портсигар, дрожала… Красавчик боялся глядеть на художника, опасаясь, как бы тот не заподозрил истину.

– Мой портсигар? – воскликнул художник. – А я-то думал, что потерял его невозвратно. Спасибо, Миша, спасибо. Ты совсем славный мальчик, оказывается.

Мягкая рука погладила Красавчика по щеке, потом взяла за подбородок и приподняла опущенную голову. Глаза мальчика встретились с ласковым взглядом художника. Мишка покраснел еще пуще: его смущала непривычная ласка и похвала, казавшаяся незаслуженной.

– Ты не бойся меня, Миша, – звучал мягкий хотя и густой голос, – я тебе ничего дурного не сделаю.

Мягкий ласковый голос располагал к себе. Мишка почувствовал влечение к этому лохматому смуглолицему человеку с такими проницательными и добрыми в то же время глазами. Глаза эти ободряли и ласкали. Под их взглядом исчезали смущение и неловкость, точно лед таял под лучами солнца.

– Ну, возьмемся теперь и за работу, – прервал разговор художник. – Ты не устал?

– Нет.

– Есть хочешь, может быть?

Мишка горел нетерпением узнать, в чем будет заключаться его работа. Он отрицательно покачал головой.

Тут начались странные, совершенно непонятные для Красавчика приготовления.