Красавчик

Красавчик звонко рассмеялся и, вынув монеты, подбросил их. Рубли зазвенели, сверкнув в воздухе.

И Мишка ловко поймал их на лету. Звон монет преисполнил гордостью его душу.

– Заработал, не выплакал! – воскликнул он, пускаясь вскачь по лесу.

Душа его ликовала, и ему казалось, что все вокруг ликует так же, как он: жаворонок, сыпавший с неба звонкую трель, и лес впереди, и поле, залитое ярким солнечным светом.

Митьку он нашел в пещере. Шманала лежал на своем ложе и о чем-то думал. Когда появился Мишка, он встряхнулся, как человек, отгоняющий от себя докучливые мысли, и улыбнулся другу.

– Что ты так долго?

– Нельзя было: работа.

Это было сказано не без важности. Митька снова улыбнулся снисходительно. Он, казалось, не имел ни малейшего желания спрашивать о чем бы то ни было, и холодность эта слегка остудила пыл Красавчика. Он вытащил из кармана рубли и подбросил их на ладони, думая этим произвести впечатление. Но Митька был в этот день что-то слишком хладнокровен.

– Два? – спокойно спросил он, впрочем одобрительно улыбаясь.

– Два. Один за работу, а другой за портсигар.

Митька поморщился.

– Не нужно бы брать.

Красавчик остолбенел.

– Не нужно?!

– Не нужно, – повторил Митька, – ну да раз взял – все равно.

Мишка ничего не понимал, но потребность поделиться с другом впечатлениями дня рассеяла недоумение. Он присел возле друга и прямо залпом выложил ему все: и о том, какой добрый и ласковый художник, и о том, как пишут кого-нибудь, и наконец, как похоже «написал» его художник.

Митька слушал, снисходительно улыбаясь, и в то же время видно было, что мысли его заняты совсем не рассказом, а чем-то другим. Хотя губы его и улыбались, но в глазах светилась какая-то упорная дума. Красавчик, наконец, заметил это.

– Что с тобой, Митя?

Вместо ответа Митька поглядел на приятеля странным каким-то взглядом.

– А ты знаешь, что Крыса в тюрьме?.. Засыпалась…

– Ну-у?

Мишка так и застыл, подавшись туловищем к приятелю.

– Верно, засыпалась?

– Верно, раз говорю!

Весть была крайне необычайна. В первую минуту она ошеломила Красавчика, не вызвав в его душе никаких определенных ощущений. Потом злорадство шевельнулось в душе.

– Так ей и надо! – вырвалось у Мишки.

Митька пытливо взглянул на товарища.

– Ты рад, небось?

– Рад… Пусть попробует, как сладко в тюрьме.

Но тут вспомнились вдруг унылые дни, проведенные в тюрьме, побои, грубые окрики и брань, и грусть охватила. Красавчик представил себе Крысу в таком положении, и горбунья показалась уже не страшной ведьмой, а просто несчастной женщиной. Жалость шевельнулась. Мишка вздохнул.

– Не-ет, – тихо проворчал он. – Чего мне радоваться? Она сама по себе, а мы сами по себе.

Но все-таки несмотря на чувство жалости, весть о том, что Крыса в тюрьме, носила в себе и нечто приятное. Мишка вдруг почувствовал себя легче, свободнее. До сих пор его кошмаром угнетала мысль, что когда-нибудь он может снова очутиться у Крысы, а теперь этот гнет отпадал.

Невольно сорвался с губ опасливый вопрос:

– А ее скоро выпустят?

Митька безнадежно свистнул.

– Ну, нет. Нам-то ее никогда не увидеть.

Только теперь Мишка вспомнил, что не спросил у друга, откуда у него такие поразительные новости. Он с удивлением поглядел на Митьку.

– А как ты узнал?

– Про Крысу?

– Ну да.

– А на станции.

Красавчик шире раскрыл глаза.

– Сашку-Барина встретил, – пояснил Митька как-то нехотя. – Он мне и сказал. Замели ее, когда она фартовое покупала. Сашка говорит, что пауки давно за ней следили.

Узнали как-то про ребятишек ейных. Говорят, у нее и краденые ребята были…

Митька остановился и бросил на приятеля хмурый взгляд.

– Ты тоже краденый, – угрюмо добавил Митька.

– Я краденый? Мишка даже привскочил.

Шманала продолжал лениво, точно не замечая движения приятеля.

– И ты краденый и Сонька Горбатая… А Сашка-Барин звал меня работать с собой в Финляндию, – переменил Митька тему разговора, которая, по-видимому, мало нравилась ему.

Заявления этого было достаточно, чтобы направить мысли Красавчика в другую сторону. Сразу тревога засветилась во взоре Мишки.

– Звал?

– Звал: «Мы с тобой, говорит, много дел натворим. Ты, говорит, такой, какого мне надо…»

– Ну, а ты?

– Я сказал, что не пойду.

Красавчик вздохнул облегченно и любовно поглядел на друга.

– Так и сказал, Митя?

– Да. Что я не могу один, что ли, работать?

Митька отвел взгляд в угол пещеры, точно смутился чего-то. После истории с портсигаром художника Шманала почувствовал себя очень скверно. Он ничего не говорил Мишке, но в душе его совершался мучительный переворот. Ему почему-то вдруг опротивело ремесло, которым он так гордился. И это мучило, угнетало его. Ни словом не обмолвился он о том, что предложение Сашки, которым бы он гордился два месяца тому назад, теперь вызывало в нем какое-то странное брезгливое чувство.