Красавиц мертвых локоны златые

– В другой раз, – жизнерадостно ответила я. – Сейчас мы должны исполнить наш христианский долг.

И так мы отправились в Букшоу. Я лениво крутила педали велосипеда, Ундина дулась на багажнике, а две миссионерки ехали следом. Их автомобиль постукивал, словно зеленый заводной дракон.

Доггер не удивился нашему появлению.

– Миссис Ричардсон звонила, чтобы поинтересоваться, прибыли ли леди, – сказал он, встречая нас в дверях. – Я приготовил комнаты в северном крыле.

– Отлично, – сказала я. Не буду говорить гостям, что в последний раз в этих покоях располагалась жертва убийства. – Уверена, они подойдут идеально.

И я не стала уточнять, кто кому – леди комнатам или комнаты леди.

9

Работа, работа, работа, – бормотала миссис Мюллет. – Только мы избавились от одной, а теперь еще две.

По виду, с которым она намывала плиту «Ага», я могла определить, что она чрезвычайно довольна.

– Не знаю, что бы мы без вас делали, миссис Мюллет, – сказала я.

– Умерли бы, – отрезала она, но подмигнула при этом. – Сдохли, как собаки. Вы все. И мне было бы все равно.

– Конечно, вам было бы не все равно, – возразила я. – Вы бы навещали наши могилы и украшали их бледными примулами.

Неожиданно вокруг меня обвились руки миссис Мюллет, и она прижала меня к себе изо всех сил. По ее лицу покатились слезы.

– О, мисс Флавия, – зарыдала она, – что мы будем без нее делать?

Я не сразу поняла, что она имеет в виду Фели.

Очень хотелось сказать: «Теперь у нас будет лишняя порция бекона» – но сейчас не время. Надо тщательно подбирать слова.

– Не знаю, миссис Мюллет. Будем держаться друг друга и делать то, что должно.

Я вспомнила фильм «Спасательная шлюпка»[14], на который миссис Мюллет водила нас с сестрами в Хинли. То, как небольшая группа людей всех рас, классов и характеров удивительным образом объединяется перед лицом трагедии, видимо, произвело тогда на меня глубокое впечатление, поскольку я не успела заметить, как сама обняла миссис Мюллет и мы обе громко завыли.

Мы тоже выжившие, не так ли? Мы брошены в темноте, и нашу хрупкую скорлупку подстерегают смерть, горе и потрясения.

Когда взойдет солнце, какое имя будет написано на борту шлюпки? «Букшоу» или «Флавия де Люс»?

Это скажет только новый день.

Я не склонна к мрачным мыслям, но предстоящий день обещал гром и молнию.

Возможно, буря началась со свадьбы Фели и осознания того, что я теряю еще одного члена семьи.

Все это адски сложно. Желание быть окруженной теми, кто со мной одной крови, вызывает у меня стремление остаться одной. Бессмыслица.

Признаю, иногда я бываю резка сама с собой и, следовательно, с окружающими.

Как я могла быть настолько бесчувственной, чтобы потащить Доггера вместе со мной на лондонскую железную дорогу «Некрополис»? Почему я не подумала, что это путешествие вызовет у него жуткие воспоминания о военном плене на «Дороге Смерти» в Бирме?

Что со мной творится? Почему мои чувства превращаются в осиное гнездо?

Эти и другие вопросы пролетали у меня в голове вспышками молнии, пока мы с миссис Мюллет цеплялись друг за друга, как за последнюю соломинку.

За последнюю соломинку.

Да, это так, такова цена жизни во всех смыслах слова. Просто нужно помнить об этом в темноте.

Я думала над тем, как высвободиться из объятий миссис Мюллет и не обидеть ее, когда кухонная дверь распахнулась и появился Доггер.

– Прошу прощения, – тихо произнес он, увидев нас, и собрался уйти.

– Все в порядке, Доггер, – сказала я. – Мы просто поздравляли друг друга с отлично проделанной работой.

Что не объясняло слезы, но Доггер был сама сдержанность.

– Я приготовил две комнаты по обе стороны от голубой спальни для мисс Персмейкер и мисс Стоунбрук, – сказал он. – Подумал, что они оценят уединение.

– Уверена, ты прав, Доггер, – сказала я. – Они наверняка устали жить в палатках.

Голубая спальня в северной части дома предназначалась для тетушки Фелисити во время ее визитов. Сколько я себя помнила, все остальные комнаты в этом длинном темном крыле не использовались, консервировались нафталином, мебель завешивалась пыльными простынями.

Спустя столько лет эти помещения до сих пор пахли камфорой и парадихлорбензином – веществами, которые используются в морилках энтомологов, разлитых в красочных жестянках и коробках с восхитительными именами вроде «Парацид» (я не выдумываю!) или «Кристальный газ».

Не стоит говорить, что в Букшоу нет моли.

Для любого человека, имеющего глаза, Букшоу – рай отравителя. Даже шубы моей покойной матери Харриет постоянно хранились в музее, в который превратилась ее спальня, и тщательно протирались водным раствором сулемы – хлорида ртути, который так же использовался в качестве консерванта для железнодорожных шпал (деревянных, которые находятся под рельсами).

Томас Туссер, великий и недооцененный поэт XVI века, человек, намного опередивший свое время по части ядов, предупреждал об опасностях домашнего хозяйства:

Бездумно крысиный рассыпавши яд,
Отравишь себя, домочадцев и чад.