Красавица и босс мафии

— Пожалуйста, Габриэлла, — просит Рафа, садясь на кровать рядом с моим съежившимся телом, и я понимаю, что плачу, только когда ее пальцы пытаются вытереть мое лицо.

Витторио, вероятно, рассказал ей частично или полностью о том, что произошло, потому что она знает, и не я ей рассказала. В последние несколько дней у меня не хватало сил сказать почти ничего, хотя крики в моей голове продолжали отдаваться бесконечным эхом.

— Позволь мне помочь, — мягко говорит моя подруга. — Чем я могу помочь? Хочешь еще одну грелку? Хочешь, я вызову врача? — Она предлагает несколько вариантов, но ни один из них не может избавить от удушающего чувства, как будто воздух вокруг меня украден.

— Я просто хочу спать, — бормочу я, и она кивает.

— Тогда спи. Я останусь здесь с тобой.

— Можешь выключить свет, пожалуйста?

— Конечно! — Отвечает она, уже вставая, и я облегченно вздыхаю в полутьме.

— Спасибо, — благодарю я ее, чувствуя, как матрас слегка проседает под весом Рафаэлы. — Спасибо.

* * *

Я не знаю, будит ли меня его присутствие или я чувствую его, потому что проснулась, но я знаю, что он здесь, и открываю глаза. Темная комната не скрывает его лица от моего взгляда. Я делаю глубокий вдох, и его запах сразу же успокаивает меня.

Я с тревогой сглатываю, ожидая, что Витторио сообщит мне какую-нибудь новость, любую. Его рука протягивается в приглашении, и я переползаю на кровать, прижимаясь к нему всем телом. Тепло его обнаженной груди накрывает меня, и я прижимаюсь губами к теплой коже, впитывая его и там.

— Как ты себя чувствуешь? Боль прошла? — Спрашивает он, погружая губы в мои волосы, и я понимаю, что он имеет в виду боль в моем теле.

— Стало намного лучше. Сколько сейчас времени?

— Немного за полночь.

— У тебя есть новости для меня? — Спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Если бы они у него были, он бы уже сообщил их мне.

— Нет, малышка. Пока нет. — Я киваю, соглашаясь, несмотря на невозможность того, что он увидит это движение.

Я снова закрываю глаза, желая всеми силами отключиться. Хочется, чтобы, когда я снова проснусь, ответ на этот вопрос был другим.

ГЛАВА 57

ВИТТОРИО КАТАНЕО

Она худеет на глазах, вижу я, в тысячный раз просматривая запись, сделанную камерами наблюдения конюшни сегодня утром. Замечать, что Габриэлла делает что-то еще, кроме как худеет, практически невозможно.

Найти ее сестру оказалось гораздо сложнее, чем можно было ожидать. Девочка исчезла с лица Земли, как будто ее и не было, и хуже этого открытия то, что в бразильских больницах такое случается гораздо чаще, чем можно себе представить.

Прошло почти две недели с тех пор, как я рассказал ей об исчезновении Ракель, и с каждым днем, когда не было никаких новостей, Габриэлла, кажется, все дальше уходит в свою скорлупу, в которую приглашали только моих лошадей.

Она спит в моей постели и каждый вечер с тревогой ждет моего возвращения домой, надеясь, что я принесу ей новости. Габриэлла использует мое тело с той же интенсивностью, с какой я использую ее, но с каждым днем она все больше отдаляется от меня. Как будто за две недели она возвела вокруг себя купол, который я уважаю, но который она начинает выводить за пределы, которые я способен выдержать.

Она моя, и даже боль не имеет права украсть ее у меня.

Пробиваться через барьеры было бы моим выбором в любой ситуации. Однако это не самый эффективный способ напомнить Габриэлле, что, между нами, ничего не должно быть. В основном потому, что девочка, кажется, даже не осознает, что делает. Как будто физическая дистанция, навязанная повседневными нуждами, заставляет ее забыть, что, сколько бы километров ни лежало, между нами, она все равно не одна. Я полагаю, что после целой жизни, в течение которой ей приходилось справляться с собственными потерями, не имея никого, с кем можно было бы их разделить, Габриэлла возвращается к старым привычкам только потому, что не знает, как справиться с болью теперь, когда ей не все равно, кто ее чувствует.

Контракты, сложенные на моем столе и ожидающие моего рассмотрения уже несколько недель, привлекают мое внимание. У Джанни, вероятно, в любой момент случится инсульт, если я не назначу дату их подписания, но все, что касается Эритреи, стало для меня запретной темой.

Последний совет, который дал мне отец, выглядел так, будто его вызвали из глубин ада. Я вздрагиваю от осознания того, что, возможно, я действительно становлюсь нерешительным лидером.

Я делаю длинный выдох и поднимаю глаза, когда дверь моего кабинета открывается без предупреждения.

— Привет, брат — приветствует Тициано, уже опустившись на стул перед моим столом. Я ставлю на паузу видео на экране своего компьютера. — Я слышал, что ты заменил камеры в конюшне на новые, которые также записывают звук. Есть какая-то особая причина?

— Есть какая-то особая причина вторгнуться в мой кабинет, Тициано?

— Скука? — Предполагает он, и я откидываюсь в кресле.

— Пять секунд, Тициано.

— Я говорил с Маттео.

— Мне стоит о чем-то беспокоиться?

— Вообще-то, это он беспокоится.

— Я думал, это естественное состояние консильери.