Красавица и босс мафии

Последние несколько недель, например, представляли собой мешанину вырезок, которые заставляли мои мысли перебирать все, что было или не было сказано Габриэллой. Ночью, в бассейне, когда она сказала мне, что не может плавать, потому что ее голова слишком забита воспоминаниями, она зажгла в моем сознании первый тревожный знак.

Меня всегда интриговало то, как Габриэлла справлялась с вынужденной разлукой с младшей сестрой, о которой она заботилась. Когда я с ней познакомился, моей девочке было наплевать на собственную жизнь, но ради ребенка она уже была способна на все. Это еще одна черта ее характера, которую я не могу понять, но не перестаю восхищаться.

Однако до самого последнего времени Габриэлла ни разу не подала ни одного вербального знака, что думает о девочке, да и невербальных признаков почти не было. Она никогда не подходила ни к кому из детей на участке, и каждый раз, когда мы выходили на улицу, Габриэлла отворачивалась, если мы проходили мимо девочки того же возраста, что и Ракель. Эти и другие мелкие неосознанные жесты говорили мне гораздо больше, чем ее молчание. Я знал, что в какой-то момент вопрос будет задан.

Что заставляет меня молча смотреть на ожидающее лицо Габриэллы, так это тот факт, что она использует для этого оказанную мной услугу. Выбор одновременно предсказуем и невероятен.

Предсказуемый, если учесть ее привычку всегда ставить других выше себя, и невероятный, потому что, даже имея возможность просить о чем угодно, она просит о чем-то, что просто не дает ей возможности контролировать.

— И что ты собираешься делать после встречи с ней? — Решаю спросить я.

— Вот для чего мне нужны были деньги от работы. Я бы хотела как-то позаботиться о сестре, пусть даже на расстоянии, чтобы кто-то ухаживал за ней, покупал лекарства.

— Ты заслужила право только на одну просьбу. — Я напоминаю ей, и Габриэлла проводит языком по губам.

— Ты хочешь сказать, что я могу либо увидеться с ней, либо поддерживать ее?

— Я спрашиваю тебя, Габриэлла, чего ты на самом деле хочешь? — Я не должен вести разговор по этому пути, зная, что мне известно.

Мой взгляд устремляется на ящик, где хранился конверт, который Дарио дал мне сегодня днем, пока я решал, что делать с содержащейся в нем информацией. Очевидно, Ла Санта уже решила, как поступить, прежде чем я успел это сделать.

— Я… Я… — Она прорепетировала ответ, но замолчала.

— Мне кажется, ты прекрасно знала, какими будут мои ответы на твои вопросы, детка. И все же ты пришла сюда не потому, что у тебя были просьбы ко мне, а потому, что ты ожидала, что я решу за тебя. Разве этого ты хочешь? Позволить мне решать, что тебе делать с сестрой? — Между нами воцаряется молчание, и Габриэлла не делает никаких движений, чтобы его нарушить, поэтому это делаю я. — Почему сейчас?

— Потому что я не думала об этом до нескольких недель назад.

— Почему?

— Я боялась того, что я буду чувствовать, — признается она без нажима, и я поднимаю руку, чтобы погладить ее по щеке.

— Что изменилось? — Спрашиваю я, и на этот раз ответ занимает немного больше времени.

— Я?

— Это вопрос или ответ, Bella mia?

— Раньше я чувствовала себя виноватой за то, что отказывалась думать о чем-то, что, как я знала, причинит мне боль. Теперь мне кажется, что все, что я делаю, чтобы защитить себя, это не то, за что я должна себя винить.

— Почему, Габриэлла? — Спрашиваю я, поднося большой и указательный пальцы к ее подбородку, чтобы у нее даже мысли не возникло отвести взгляд.

Девочка моргает и размыкает губы, выпуская теплый выдох.

— Потому что никто, кроме тебя, не имеет права причинять мне боль, даже я сама.

Я никогда особенно не верил в утверждение, что в отношениях доминирования и подчинения весь контроль находится в руках подчиняющего, но только до этого момента.

Слова Габриэллы словно заклинание, наложенное на нас, сжимают наши дыхания, пока они не превращаются в единый вздох. Улыбка расплывается по моему лицу, и мне требуется все, чтобы не дать себе поглотить рот Габриэллы в награду за то, что она дала мне то, чего я хотел от нее с самого начала — ее полную и абсолютную капитуляцию.

Я просто соединяю наши носы и закрываю глаза, на мгновение вдыхая ее запах, точно зная, какое воздействие окажут на девочку мои следующие слова. Я жалею, что не могу изменить ход событий, которые уже произошли, только чтобы не причинять ей ту боль, которую, как я знаю, она сейчас почувствует.

— Боюсь, я пока не могу выполнить ни одну из твоих просьб, малашка моя. — Разочарование звучит в ее голосе, как и в ее взгляде, когда она отвечает мне.

— Почему?

— Потому что твоя младшая сестра пропала. — Глаза Габриэллы увеличиваются, пока ее уши обрабатывают информацию.

— Что?

— Последняя запись о Ракель, которую я нашел, это запись о госпитализации, которая произошла через две недели после нашего приезда в Италию. Никто не пришел забрать ее из больницы, и была вызвана служба защиты детей, с тех пор все пошло кувырком.