Красавица и босс мафии

Но перед этим я с надеждой подумала, что, возможно, к следующему утру смогу понять, что произошло. Я сомневалась, что Витторио захочет объяснять больше, чем обычно, то есть вообще не захочет, но, возможно, он позволит мне задавать вопросы. Однако с той ночи я больше не видела его ни разу, ни одного дня. Он не завтракал дома и не встречался мне в коридорах. Он не писал мне, не звонил и не оставлял сообщений. И вместо того, чтобы это вызвало у меня облегчение, которое почувствовал бы любой здравомыслящий человек после сцены нашей последней встречи, единственное ощущение в моей груди — пустота в том месте, которое, как я до сих пор не осознавала, было заполнено Доном.

— Может, тебе стоит воспользоваться вендеммией и попросить его наконец прекратить твои мучения, — предлагает Рафаэла, откидываясь на одно из кресел в библиотеке, а я, стоя перед окнами, смотрю на пейзаж за окном. Разноцветные ленты в деревне уже притягивают мой взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Во время вендеммии у дона есть традиция оказывать милости. Кто знает, может быть, если ты будешь хорошо просить, он исполнит твое самое большое желание?

— И что же это будет за желание?

— Взять тебя к себе в постель.

— Какой абсурд, Рафаэла! — Я протестую, но моему голосу не хватает приличия звучать так же возмущенно, как и мне.

Я закрываю глаза, делая глубокий выдох, и все моменты, которые я собрала за последние несколько недель, прокручиваются в моей голове, как в хорошо смонтированном фильме, в котором воспроизводятся только самые яркие моменты.

Прикосновения Витторио, каждый раз, когда он оказывался слишком близко, его запах, тысячи раз, когда я думала, что он позволит мне почувствовать вкус его губ, а в следующее мгновение он отстранялся. Я целовалась и раньше, но до того танцевального вечера мне никогда не хотелось узнать, каков человек на вкус.

Этот мужчина полностью держит меня в своих руках, и его это совершенно не волнует. Ничего. Я для него никто, хотя он — единственное, чего жаждет мое тело.

Я оказалась в его объятиях и не помню, как это произошло. Я не помню ни ощущений, ни запаха его тела. Я ничего не помню, и с тех пор, как я проснулась в своей постели, не было ни одной ночи, когда бы не мои ноги несли меня к нему, и я бы не пожалела об этом.

Это был еще один странный момент. Открыть глаза и почувствовать мягкость матраса под своим весом было совершенно неожиданным ощущением, не более чем осознание того, кто меня туда положил. Каждый сантиметр моей кожи покалывало, и я несколько минут лежала в постели, размышляя, какими частями тела я касалась Витторио, гадая, что на нем было надето — костюм или что-то другое, я пыталась вспомнить счастливую частичку меня настолько, чтобы сохранить воспоминания, которых никогда не будет в моем сознании.

Прошли долгие, очень долгие минуты, прежде чем я внезапно села, пораженная осознанием того, что я делаю. Я лежала в постели, несколько часов, пока спала, и еще долгое время после того, как проснулась. Я лежала в постели, потому что он меня туда положил.

Витторио увидел мою кучу простыней на полу и все равно решил уложить меня на матрас. И знание о его желании было для меня как молчаливое и необходимое разрешение быть эгоисткой, потому что черный ящик в моей груди не вибрировал, и в это утро, когда осознание этого обрушилось на меня с силой урагана, я снова легла на спину и заснула в кровати.

Я протяжно вздохнула, чувствуя, как мои желания, сомнения и уверенность закручиваются в животе, ищут выход из тела и не находят.

Секс. Я хочу секса.

И полная невозможность этого доводит меня до слез. Это же абсурд! Кто плачет, потому что обречен умереть девственницей?

— Хм… Тогда ладно… Я просто предложила. — Рафа пожимает плечами, веселясь.

— Рафаэла, а во время вендеммии младший босс тоже оказывает услуги? — Спрашиваю я, и глаза моей подруги сужаются.

Вопреки ее ожиданиям, с течением времени домогательства Тициано не стали легче или вовсе исчезли, и мне кажется, что в конце концов Рафа оказалась не столь невосприимчива к его ухмылке и мускулистому телу, как ей хотелось бы. Проблема в остальном.

— Ха, ха! Очень смешно, Габриэлла.

— Не так весело, когда это происходит с тобой, верно? — Как ребенок, она высовывает язык. Я смеюсь и отхожу от окон, придвигаясь ближе. — Ну же! Расскажи мне еще раз про вендеммию! — Прошу я, отчаянно пытаясь занять свою голову чем-то другим, кроме Витторио Катанео.

— Опять? — Она хнычет, и я опускаюсь рядом с ней, практически на нее, в кресло, достаточно большое для нас обоих.

— Опять, давай! — Рафаэлла фыркает и закатывает глаза. — Ты все еще не все мне рассказала, я не знала, например, об услугах. Расскажи мне о них. — Она смотрит на меня с циничной улыбкой. — О нормальных, Рафаэлла! А не о тех безумных, которые придумывает твоя голова!