Они вышли из кабинета и отправились на поиски Анри. Где — то в доме кто — то продолжал играть на клавесине.
— Не уверен, что он нас услышит сквозь эту ужасную музыку! — заявил Отто.
Они подошли к оранжерее, и нестройные звуки зазвучали громче.
— Может, это Анри играет? — спросил Люцианос.
— Есть только один способ проверить, — ответила Белль.
Огромные двери, ведущие в оранжерею, были распахнуты. Белль спряталась за одной из них и тихонько заглянула внутрь.
Анри сидел за клавесином, судорожно поднимая руки и со всего размаха опуская их на клавиши. Белль отступила за дверь.
— Это он? — спросил Люцианос.
— Он, — прошептала Белль. Она прислонилась к двери; легкая дрожь пробежала по ее плечам. — Как же мы заберем монету?
— Нет ничего проще! — сказал Отто. Люцианос вытаращил глаза.
— И что ты предлагаешь? Задушить его в объятиях?
— Нет, перерезать его нитки. Он же марионетка? Значит, у него должны быть нитки.
— Отто, это гениально! — прошептала Белль.
— Если ему перерезать нитки, он не сможет погнаться за нами!
Отто ухмыльнулся.
Люцианос подполз к дверям, посмотрел на Анри и вернулся.
— Я не вижу никаких ниток, — сказал он.
— Это не значит, что их нет, — ответил Отто.
— Когда графиня заколдовала его, она сделала их невидимыми. Подкрадемся и покончим с ним!
— Да уж, неплохо придумано, — задумчиво произнес Люцианос и бросил тревожный взгляд на двери. — Если только он…
— Если только он что? — нахмурился Отто.
— Если только он не покончит с нами первым.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Белль стояла в дверях оранжереи, зажав в руках ножницы.
Сердце у нее в груди стучало так громко, что она была уверена — Анри наверняка услышит.
Глубоко вздохнув, собрав волю и мужество в кулак, она шагнула за порог. Еще шаг. Пауза. Еще. Люцианос и Арана бесшумно ползли за ней. Отто остался за дверями, чтобы ненароком не скрипнуть. Так, крадучись, замирая и вздрагивая, они пересекли комнату.
Анри продолжал свою жуткую нестройную пьесу. Белль молилась, чтобы он и дальше был так же поглощен музыкой и не заметил ее. Подойдя ближе, она увидела, как над ним что — то подрагивает. Нитки! Отто был прав!
Магия графини рассеивалась, теряя власть над Анри. Нитки становилось видно все отчетливее. Они тянулись от его головы, челюсти, плеч и запястий, но больше всего ниток было прикреплено к ногам. Белль проследила за ними взглядом — они исчезали где — то в вышине.
«Какие перерезать сначала? — думала она. — Те, что двигают руками, чтобы он не схватил меня? А вдруг он вскочит и погонится за нами? Тогда лучше отрезать нитки от ног…»
Белль вспомнила злобную ухмылку Анри, когда тот заполучил ее монету. Вспомнила, как он загнал ее в летний домик. Пальцы предательски задрожали, и она чуть не выронила ножницы. Что если Анри заметит ее раньше, чем она перережет нитки? Или они настолько прочные, что она вообще не сможет их перерезать?
Страх и отчаяние чуть не заставили ее бросить эту затею и бежать прочь, но усилием воли она принудила себя остаться.
«Просто обрежь их все разом, — уговаривала она себя, — и монета твоя!»
Расстояние между ней и Анри медленно сокращалось. Четыре метра, три, два… Наконец она встала прямо за ним так близко, что можно было разглядеть каждую криво пришитую заплатку на сюртуке, каждый волосок взлохмаченного парика и каждый винтик в деревянных суставах его пальцев.
Давай, Белль. Смелее!
Она широко раздвинула лезвия ножниц.
В этот момент Анри резко обернулся.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Анри сверкнул на Белль безумными глазами, и его губы скривились в хищной улыбке.
— Нравится моя пьеса, Белль? — спросил он. — Я сам ее сочинил. Называется «Прелюдия к Смерти».
С этими словами он вскочил и выбил ножницы из рук Белль. Они отлетели в сторону.
Белль вскрикнула и дернулась за ними, но Анри крепко схватил ее за запястье.
— Отпусти! — крикнула Белль, пытаясь вырваться.
Но он так сильно сжал ее руку, что от боли Белль рухнула на колени.
— Что такое? — издевательски спросил он. — Тебе больше не нравится эта история?
Отто, прижимая к груди свое шелковое сердце, ворвался в оранжерею.
— Держись, Белль! Я уже бегу! Я спасу тебя!
Он бросился к ножницам, но не добежал — споткнулся, упал и так и остался лежать. Одно его ухо оторвалось, левая нога вывернулась назад.
— Отто, ты ли это? — презрительно спросил Анри. — И что ты здесь забыл?
— Я помогаю друзьям, — ответил манекен, пытаясь сесть.
— Дурень, ты же просто механическая кукла. Какие друзья? У тебя их нет.
— Нет, есть, — упрямо заявил Отто и показал на сердце. — Смотри, что мне дала Белль. Она любит меня.
Анри засмеялся, демонстрируя фарфоровые зубы.
— Любит? Ты не можешь знать, что такое любовь, ты, говорящая куча хлама!
— Ну да, я не знал этого до того, как меня полюбила Белль, — честно признался Отто.
— Она тебя любила только тогда, когда думала, что ты ее отец!
— А сейчас она любит именно меня. Настоящего Отто. Который грохочет, еле ковыляет и плачет масляными слезами.
Анри фыркнул.
— И какая тебе польза от этого? Посмотри на себя — ты старый, сломанный, никому не нужный манекен, ты даже встать не можешь!