Краш-тест для майора

Насилую свой организм, заставляя себя игнорировать тошноту и доесть пресную овсянку до конца. И компот, да… Как они это пойло делают? Рецепт что ли особенный какой? Вроде бы изюм, яблоки… Сложно же гадость сварить! Но есть умельцы. Последний раз такое в армии пил.

А жидкости мне нужно побольше, чтобы вывести всю эту дрянь. Медсестра забирает поднос.

— Тамара Львова, не сочтите за наглость. Угостите, пожалуйста еще чаем.

— Ох…теин в чае, Сергей Алексеевич. Вам, наверное, много нельзя. Полкружечки, если только…

— Спасибо большое!

После ужина силы немного восстанавливаются. Но мышцы все равно одеревеневшие и непослушные.

— В третью пижаму принесите!

Вздрагиваю, слыша голос Анастасии.

Переодевшись, присаживаюсь на широкий подоконник. Первый этаж. На окне стальные решетки. Во дворе деревья, несколько скамеек. Широкое старинное крыльцо. Крыло, в котором расположена моя палата под углом к основному корпусу. Высокий сплошной забор по периметру из серых совдеповских бетонных плит.

— Мда… — оглядываю я свою пижаму в серо-голубую полоску. — Небо в клеточку, друзья в полосочку.

Встрял, Зольников?

На ровном месте поскользнулся?

Хм…

Не факт! Ты же не у друзей после кутежа пьяный с лестницы слетел. И кстати, что-то ты раньше, Зольников, и пьяный после кутежей потерей равновесия не страдал. Автопилот у тебя первого класса!

Делаю глоток чая. Начинаю ощущать вкус. Сладкий…

Взъерошиваю волосы на затылке, наблюдая за тем, как Анастасия выходит на крыльцо. Волосы собрала в хвост, курточку накинула… Яркая девочка. Породистая! Взгляд залипает.

Хмуро и строго смотрит перед собой. Берет в губы тонкую сигарету, щёлкает зажигалкой, задумчиво затягивается…

Меня сводит от желания покурить. Я открываю окно. Между нами метров десять.

— Анастасия Андреевна…

Встречаемся взглядами.

Она растерянно делает в моем направлении несколько шагов. И словно придя в себя замирает метрах в четырёх.

— Угостите сигаретой.

— Вам нельзя.

— Да, ладно. Резкий отказ от никотина гораздо сильнее бьёт по сосудам, чем плавное снижение дозы.

— Кому Вы рассказываете? — фыркает, слегка закатывая глаза.

— Ну, пожалуйста, — улыбаюсь ей. — Я Вас чаем в ответ угощу, хотите?…

Протягиваю шутя через крупную решётку кружку. Но она подходит ближе и берет ее из моей руки. А я, немного наглея, вытягиваю сигарету из ее тонких пальцев.

— Пару затяжек… — обещаю я.

От первой кружится голова. А может, она кружится от того, что губы Анастасии прижимаются к кружке там, где минуту назад прижимались мои. Верхняя чуть более выразительна, чем нижняя. Это придает такое очарование и нежность ее строгому образу. Мы смотрим с ней друг другу в глаза. От дежавю моя реальность вздрагивает!

После второй затяжки, Анастасия бескомпромиссно отбирает сигарету обратно. И возвращает чай.

Мне кажется, она несколько раз порывается что-то сказать. Но в итоге, только сильнее сжимает губы. Отворачивается и молча уходит.

А я не могу найти себе место в этих четырёх стенах, пока жду её. Она же обещала прийти.

С отвращением смотрю на капельницу. И во мне идет борьба двух страхов — страх остаться инвалидом, если я откажусь от лечения и меня догонит инсульт, и страх мужского бессилия, если я соглашусь на это лечение. Потому что моё тело уже не реагирует так, как должно на красивую женщину. И единственное, чего мне хочется, это вернуть его в тонус! А лечение… оно может и лишнее вообще.

Прислушиваюсь к своему телу. Ну какой, блять, инсульт? Почему анализы крови вдруг стали плохими?

Я же недавно для Ваньки кровь сдавал, когда его в бедро ранило. Все было, как у космонавта!

И всегда было как у космонавта.

Рассматриваю пластиковый баллон на капельнице — натрия хлорид 0,9. Это физраствор, это я знаю. Но мало ли что в этом физрастворе уже растворили. Анастасия распорядилась пока не ставить. Значит, там не только физраствор.

Ощущение, с которым я пришел в себя было гадким и жутким. Слабость, беспомощность, заторможенность, отупление…

Не хочу больше. Оно внушает бессознательный ужас. И вообще, как и любой мужчина, наверное, я испытываю патологическую неприязнь к любому лечению. Хочется чувствовать себя сильным, бесстрашный и бессмертным!

И нравиться Анастасии. Я нравлюсь ей даже таким ущербным сейчас… это чувствуется.

— Вы готовы продолжить? — наконец-то возвращается Анастасия.

— Готов…

Она долго и детально расспрашивает меня про поезд, ища границу, с которой моя память потеряла целостность.

— Пионы? — поднимает вопросительно бровь.

— Пионы… бежевые… розовые… белые…

— Вы ехали один?

Вдавливаю ладони, растирая уставшие глаза. Голова начинает гудеть.

Возвращаюсь к ощущению поезда. Очень быстро проносится несколько мутных кадров. Я не могу уловить что на них. И уже после того, как они затухли, я откручиваю назад. Эхо смеха женского… ухоженные женские пальчики на изящной ножке с ярким педикюром, лежащие на моем голом животе, пониже пупка… прямо на дорожке волос в пах. И… словно всплывшее откуда-то из глубины: «Ольга…», смешанное с каким-то странным чувством неудовлетворения.