Краш-тест для майора

Это как жить с диким зверем, с иллюзией, что ты его приручил. На самом деле, это он тебя приручил, и, в любой момент, может сожрать, если ты ему надоешь. И ты боишься надоесть. Ты выслуживаешься. Ты превращаешь свою жизнь в постоянный мониторинг его состояния — доволен/недоволен. Ты подстраиваешься! Становишься психологическим рабом, служанкой… Это такая форма абьюза — быть опасным непредсказуемым мужчиной. И несмотря на то, что я любимая женщина, которую не обижают и балуют, наши отношения — это плен и мучение. Иногда, мне даже хочется, чтобы все быстро закончилось. Но я понимаю, что быстро — это не мой случай. Меня будет жевать годами система. Сколько там дают за убийство полковника службы безопасности при исполнении? Очень-очень много…

— Привет… — обнимаю его, вжимаясь губами в гладко выбритую челюсть, рефлекторно пытаясь избежать поцелуя в губы.

Хотя давно уже себя уговорила, что в этом нет ничего неприятного. Но просто… Зольников! Он сломал все мои механизмы самозащиты и мою с таким трудом наработанную броню. И теперь, когда Глеб касается меня, я ломаюсь от ощущения, что изменяю Сергею. А когда Сергей — Глебу. Изменять Сергею — очень больно, Глебу — очень опасно.

Я как глупая бабочка, которая чем больше дергается, тем больше запутывается в паутине. Я чувствую, что уже погибла. Хотя мой паук еще пока нежен…

Рука Глеба ласково скользит по моей спине.

— Я купил тебе подарок…

— Какой? — пытаюсь изобразить энтузиазм.

Он открывает ювелирную бархатную коробочку. Там золотые брендовые часики. На циферблате вместо цифр драгоценные камни.

— Спасибо! Очень красивые.

Целую в щеку.

— Дай руку…

— Глеб, это же очень дорого. Мне неловко носить такое в коллективе. Здесь все простые люди. Халат… и золотые часы, — улыбаюсь я. — Ну нелепо же! Давай, это будет для каких-то событий?..

— Не понравились? — не моргая смотрит в мои глаза.

— Понравились! Они великолепны. Но…

— Тогда, дай мне руку. Я хочу, чтобы моя женщина носила мои подарки. И мне плевать на твой коллектив.

— Окей-окей… — по привычке сглаживаю я, протягивая руку. И пока он защелкивает на мне увесистый браслет, пытаюсь перевести разговор на другую тему: — Как у тебя на работе? — отстраняюсь, заглядывая в его всё еще прохладные неудовлетворённые глаза.

— Уже лучше, — едва заметная ухмылка. — Ничего не хочешь мне рассказать?

Я ненавижу этот вопрос! Потому что за ним может стоять всё что угодно. От простой попытки посмотреть мою реакцию на этот вопрос, до знания о том, что я изменила ему с Зольниковым.

И я как невротик тянусь за своими сигаретами.

— Да нет… что рассказать-то?

— Ты похудела, Настя…

Нервно поправляю волосы. Зачем? Они все идеально зализаны назад, в хвост. Мой жест истеричен. Глеб это считает.

— Ты нервничаешь… — перехватывает он мою руку, выводя на ладони круги.

— Да, черт возьми! — срываюсь я, вырывая руку.

За спиной Глеба я вижу Зольникова, смотрящего на нас в окно.

— Почему этот Зольников здесь, а?! — шепчу я на грани срыва.

— Я думал, уже не спросишь.

От этого комментария по спине моей идет дрожь ужаса. Это нехороший комментарий…

— Почему, Глеб?

— «Упал, очнулся, гипс». Так бывает. Вылечим.

— Действительно упал? Или?.. — взмахиваю рукой, намекая на то, что его сюда просто засунули, как неудобного персонажа.

— А какая тебе разница, Настенька?

— Ты знаешь, я боюсь всего этого! Ваших радикальных методов. И участвовать не хочу!

— Тебя только вопрос участия волнует?

— Да!

— Мм… А я уже подумал… может у вас… — перебирает пальцами по бордюру. — Какая-то связь…

— Господи… — зажмуриваюсь я.

Господи, помоги мне!

— Какая связь, Глеб? Откуда такая параноидальная мысль?!

— Ты знаешь, где я нашел твой паспорт?

— Мой паспорт?..

— У Зольникова. Мне показалось это странным.

— Мой паспорт?… — зависаю я. — Зачем ему мой паспорт??

— Хороший вопрос. Я думал над ним… — стучат размеренно его пальцы по деревянным перилам. — И надумал только два логичных варианта, Настя. Либо вас что-то связывает…

Ах, мамочка…

— Либо Зольников решил, что может взять чужое. Моё.

— Да ты с ума сошел! Что меня может связывать с московским майором? Я пять лет в Москве не была!

— Я ошибаюсь?

— Ты ошибаешься!

— Может быть… Ну, а если вас ничего не связывает, проконсультируйтесь меня, Настюш, по одному профессиональному вопросу в рамках твоей компетенции.

Он приобнимает меня за талию, и мы прогуливаемся по больничному скверу.

— В твоём исследовании есть часть с электрошоковой терапией. Если медикаментозная терапия вызвала потерю памяти, то после электрошоковой терапии потерянные эпизоды уже не восстановимы. Так?

— Да. Электроимпульс разрывает нейронные связи. А нейронные связи — это и есть память. Сейчас лечение проводят только слабыми токами. И разрывают они только слабые нейронные связи. Страдает обычно краткосрочная память или те нейронные связи, что уже нарушены. Поэтому после некоторых медикаментов ЭШТ противопоказана. Иначе…

— Отлично. А какие показания для ЭШТ?

— Депрессия… суицидальные настроения… зачем тебе? Ты что, хочешь… отформатировать мозги Зольникова?! — доходит вдруг до меня.

Глеб задумчиво молчит.