Красивые вещи

– Я справлюсь, – говорит он. – Твой брат сейчас нуждается в тебе больше. Это ведь ваше первое Рождество без отца, верно? Вам нужно побыть вместе. А мы с тобой проведем вместе другие праздники.

Чувство благодарности охватывает меня. Майкл видит справедливость такого решения и готов пожертвовать нашим первым совместным праздником, чтобы я побыла с братом. Он все понимает! И я прощаю ему такой несвоевременный грипп.

– Меня не будет всего несколько дней, – обещаю я.

– Не спеши, – говорит Майкл. – Я никуда не денусь.

В клинике очень постарались приготовиться к празднику – сотрудники ходят в свитерах с рождественской символикой, в фойе негромко, умиротворяюще звучит «Silent Night»[115]. Двери украшены гирляндами с сосновыми ветками, но, конечно, в украшениях нет ни ядовитых пуансеттий, ни ягод падуба. Рождественские сосенки стоят во всех комнатах, а на лужайке – гигантская менора. Для посетителей устроено угощение – ветчина, утка и шестнадцать самых разных пирогов.

Но в тот день, когда я приезжаю в клинику – за день до Рождества, – настроение у Бенни совсем не праздничное. В какой-то момент после нашего с ним последнего разговора он снова погрузился в маниакальное состояние, поэтому ему повысили дозировку лекарств и отняли у него телефон.

Я нахожу его в одной из рекреаций. Он сонный и вялый. Сидит на диване в колпаке Санта-Клауса, кое-как натянутом на нерасчесанные рыжие кудряшки, и смотрит специальный праздничный выпуск мультика «Губка Боб – Квадратные Штаны».

Его ведущий психиатр – аккуратная женщина со строгой седой стрижкой – отводит меня в сторонку.

– Что-то на него подействовало, – говорит мне она. – Возможно, наступающие праздники. Мы его остановили, когда он пытался уехать с территории клиники. Выкрал у медсестры ключи от машины и ехал к нижним воротам, но мы успели его задержать. Он буйствовал и кричал, что ему срочно нужно в Орегон. – Она хмурится. – А ведь до этого эпизода у него все было очень неплохо. Мы собирались поговорить с вами насчет начала реинтеграции.

Орегон… Вот как… Чертова Нина Росс. Почему бы ей навсегда не убраться из нашей жизни? Почему она упорно преследует нас? Я подхожу к Бенни. Он почти тонет в диванных подушках. При этом он пытается есть йогурт из баночки и уже запачкал свитер на груди. Бенни опускает глаза, смотрит на белые пятна на свитере, проводит пальцем по самой большой капле и слизывает йогурт с пальца, после чего переводит взгляд на экран телевизора.

Я сажусь рядом с Бенни и кладу гору подарков к его ногам:

– Орегон? Бенни, ты должен забыть об этом.

Брат не обращает на меня никакого внимания и указывает ложкой на экран.

– Очень смешной мультик, – говорит он заторможенно и равнодушно.

– Я серьезно, Бенни. Эта девица опасна.

– Она – единственная девушка, которую я любил в жизни. Она – единственная, кто любил меня.

– Я люблю тебя.

Я его очень люблю. Неужели он этого не видит?

Бенни язвительно смотрит на меня:

– Ты понимаешь, о чем я.

– Ради бога, Бенни. Тебе было пятнадцать, ты был совсем ребенком. Ты понятия не имеешь, какая она теперь. Ее мать…

– У ее матери был роман с нашим отцом, а потом она его шантажировала.

Я смотрю на брата, вытаращив глаза:

– Ты об этом знал?

– Конечно знал. Я был с отцом, когда принесли письмо. Но тебе я ничего говорить не собирался, потому что отец меня об этом попросил. К тому же я подумал, что ты дико разозлишься и будешь злиться до конца своей жизни – вместо того, чтобы стать полезным членом общества и всякое такое. – Он съедает еще ложку йогурта. – Но Нина – это не ее мать. Ты сама подумай: что она тебе сделала плохого? Мне она сделала только одно – она была моей подругой тогда, когда всем остальным было на меня плевать. А мама с папой все это испортили.

– Да ты головой подумай, Бенни! Она тебя на наркотики подсадила, после этого ты и покатился по наклонной плоскости, с этого и началось… в общем, все это.

– Чушь собачья. Да она даже травку не курила, пока я ей не дал попробовать.

У меня слова застревают в глотке. Вот как? Значит, мама ошибалась?

– Что? Погоди… Это ты давал ей травку? А маман говорила…

Бенни стонет:

– Мама была не в себе, она ничего не понимала. Нет, Ван, нет никаких причин злиться на Нину. Ее мать – та еще штучка, это правда. Но мне Нина ничего плохого не сделала. А я здесь по той же причине, из-за которой погибла мама. У нас с ней какие-то дефектные гены, из-за которых нарушился химический баланс в мозгу. И никто в этом не виноват.

Никто не виноват? Я открываю и закрываю рот. Я судорожно ищу еще какую-нибудь причину ненавидеть Нину Росс. Я в растерянности. Я словно бы выронила нить волшебного клубка, и тропинка, по которой я шла, исчезла. Но чем же она тогда занималась в те годы? Кроме того, что не была такой, как мы? «Странная и не нашего круга» – так написала о ней маман. О…

Персонажи мультфильма на экране визжат и воют.