Еда хороша, коктейли крепки, компания приятная. Майкл просто обезумел. Заказывает на всю компанию «Jameson Rarest Reserve»[117]
и провозглашает общий тост за наше супружество. Потом заказывает еще одну бутылку. Мы танцуем под оркестр, играющий свинг. Майкл довольно умелый танцор – вот удивительно! Незадолго до боя часов официанты разносят шампанское «Просекко» за счет заведения. У меня перехватывает дыхание, от выпивки кружится голова, я полностью отдаюсь звучанию духовых и позволяю мужу водить меня в ритме свинга по все более неровным кругам. Но вот наступает полночь, и все на танцевальном пятачке приветствует наступление Нового года дружными криками.Майкл крепко обнимает меня и целует:
– Прощай, прошлое, здравствуй, будущее. Мое будущее – это ты! Сейчас и во веки!
То ли дешевое шампанское смешалось с дорогим виски, то ли сказались резвые танцы, но как только Майкл снова принимается кружить меня, мне кажется, что меня вот-вот стошнит.
– Думаю, мне пора домой, – выдыхаю я.
Майкл уводит меня с танцпола:
– Конечно. Сейчас.
Около нас возникает официант с чеком.
Майкл ищет бумажник:
– Две тысячи сорок два доллара. Боже… Пожалуй, второй раз угощать всех мне не стоило. – Он хохочет так, словно его ничто не заботит, но вот его рука замирает на полпути до кармана. – О, черт! Совсем забыл. Моя кредитная карточка, мне же пришлось ее заблокировать… из-за… ну, ты сама знаешь из-за чего. Из-за
Я протягиваю руку к своей вечерней сумочке.
– Ничего страшного, – говорю я и подписываю чек.
При этом у меня сводит спазмом желудок от чудовищной суммы, и я снова гадаю, когда же и как же мне сообщить Майклу насчет нашего финансового положения. Дело в том, что, как бы он ни заверял меня в том, что ему плевать на деньги, я начинаю подозревать, что это не совсем так. Нам нужно поехать в Ирландию поскорее, чтобы Майкл вступил в права наследства.
Я протягиваю официанту свою кредитную карту и замечаю, что жена венчурного капиталиста наблюдает за нами с другого конца зала. Она едва заметно улыбается и отворачивается.
Мы выходим из зала. За окнами идет снег. Майкл идет за машиной, чтобы мне не понадобилось шлепать по слякоти в дизайнерских туфлях. Я жду в фойе и смотрю за окно на замерзшую улицу. Я чувствую, что кто-то подходит ко мне сзади, оборачиваюсь и вижу жену венчурного капиталиста. Она берет меня за руку и приподнимает мои пальцы повыше, чтобы мы обе видели кольцо.
– Оно не настоящее, – тихо произносит она. – Оно не настоящее, и это не старинная вещица. Очень хорошая подделка, но уж точно не фамильная драгоценность.
Я долго смотрю на кольцо.
«Может быть, он сам не знает?»
– Вы уверены?
Дама сжимает мою руку:
– Милочка, мне ужасно жаль сообщать вам плохую новость. Но это так.
К выходу из ресторана бесшумно подъезжает BMW, и я жду, когда Майкл войдет в фойе и заберет меня, но он остается за рулем. Я стою в холодном фойе и жду, пока у меня в желудке прекратится спазм. Майкл жмет на клаксон. Три коротких гудка пронзают беззвездную ночь.
Жена венчурного капиталиста морщится:
– Надеюсь, вы подписали брачный контракт.
С этими словами она исчезает. Я надеваю на голову шарф и закрываю лицо его краем до самых глаз, чтобы Майкл не заметил выражения моего лица. Я готовлюсь к долгой дороге до Стоунхейвена.
Чувство у меня такое, словно я возвращаюсь в тюрьму.
Теперь Майкл часами говорит в кабинете по телефону, плотно закрывая дверь, так что я, проходя по коридору, слышу только его приглушенный голос. Он пытается разыскать Нину и спасти свои деньги, а для этого ему приходится часами разговаривать с юристами, частными сыщиками и представителями властей в Орегоне.
Когда я не сплю, я ложусь на диван у камина в библиотеке, открыв альбом на пустой странице, где я ничего не в силах нарисовать. Я снова вляпалась. Я не нашла ту любовь, которая смогла бы все исправить. Но на этот раз мрачное бормотание в глубине моего сознания – это не слова о моей никчемности. Это слова о страхе. Еле слышный шепот: «
Безмолвие, слабость, тошнота. После Нового года я не сделала ни одного наброска. Я остро ощущаю собственное тело – тяжелые движения кишечника, сухость глазных яблок под веками. Стоит мне взять карандаш, как я ощущаю кости в кисти руки и то, как они давят на карандаш. Это невыносимо.
И я ничего не делаю. Лежу на диване, кутаясь в теплые одеяла. Руки выше запястья снова начали покрываться зудящими красными пятнами, и я расчесываю их через ткань платья. При этом я совершенно не чувствую боли.
Именно в библиотеке меня находит Майкл в четвертый день наступившего нового года. Он возникает на пороге библиотеки с чашкой чая для меня – розовой, фарфоровой, из лучшего бабушкиного сервиза:
– Любовь моя. Ты выглядишь ужасно. – Он ставит чашку на журнальный столик и укрывает мои ноги одеялом. – Я съезжу в ресторан и куплю тебе куриного бульона с лапшой, хорошо?
Я неприязненно ежусь:
– Может быть, попозже. У меня почти совсем нет аппетита.