Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Мы обсуждаем наше литературное творчество. Мы разговариваем о нашей жизни, о новостях в мире, о книгах, которые мы читаем, о музыке и кино («Маленькая мисс Счастье»!).

Я посчитал, что прошел год, да, целый год, с тех пор как он уехал из Лос-Анджелеса. Насколько я знаю, он уже год живет трезвой жизнью. После всего, что было, верю ли я, что он остается трезвым? Разве я отказываюсь от того, что мы пережили? Разве я не вижу, как все это трудно и что эти трудности никогда не закончатся? Ничего подобного. Но я надеюсь. Я продолжаю верить в него.

Сразу после кровоизлияния в мозг я сетовал, что упустил нечто, что мне казалось преимуществом пережитого опыта на грани смерти, помимо максимальной привилегии – остаться в живых. Как я уже говорил, я часто слышал и читал, как выжившие описывают озарения, которые снизошли на них вследствие тех или иных трагических событий. Их жизнь радикально изменилась, стала проще, появились более четко обозначенные приоритеты. Они переосмыслили свою жизнь и стали по-новому ее ценить. Но я также говорил, что всегда ценил жизнь. В моем случае, наоборот, кровоизлияние в мозг заставило меня с большей опаской смотреть на жизнь. Я понял, что трагедия может случиться с любым из нас или с нашими детьми в любой момент и без всякого предупреждения.

Однако я поторопился с выводами. С тех пор многое изменилось. Наряду со стадиями переживания горя или умирания должны существовать и какие-то стадии восстановления после травмы. Я убедился в этом на собственном опыте, поскольку только по прошествии времени осмыслил все то, что пережил, находясь в неврологическом отделении интенсивной терапии.

В декабре мне исполнилось пятьдесят лет. Я тогда рассказывал своему психотерапевту о событиях последних лет. Когда я сообщил ему, что все неврологи решительно отвергли идею о том, что кровоизлияние в мозг было связано со стрессом, которым была насыщена моя жизнь, он снисходительно посмотрел на меня и сказал: «Ну, во всяком случае, он вам не помог». Он подчеркнул, что еще до того, как мой мозг буквально взорвался, он находился в таком напряженном состоянии, будто вот-вот взорвется. Годами я жил, испытывая сильнейшую и неотступную тревогу за Ника. Это вполне объяснимо: ни один добросовестный родитель наркозависимого не может надеяться на долгие периоды спокойной жизни. Я был благодарен за моменты, когда наступало облегчение – когда Нику, казалось, было лучше, когда он был в порядке. Тем временем я изо всех сил старался наслаждаться жизнью – с Карен, Джаспером, Дэйзи и остальными близкими людьми и друзьями, это были хоть и редкие и короткие, но все-таки передышки.

Доктор отметил, что я мог сделать и другой выбор. Не ссылаясь на постулаты анонимных алкоголиков и Ал-Анон, он, по сути, перефразировал «молитву о спокойствии духа». Я мог раз и навсегда решить для себя, что я должен принять то, что не могу изменить, иметь мужество изменить то, что могу изменить, и мудрость отличить одно от другого. Вторая фраза молитвы имеет ключевое значение. Хватило ли мне мужества изменить то, что я мог изменить?

– Я старался, – сказал я. – Я старался многие годы.

– По-видимому, недостаточно старались.

Доктор спросил, почему я посещаю психотерапевта только раз в неделю. Я сказал, что у меня нет ни времени, ни денег, чтобы делать это чаще.

По поводу финансовых трудностей в качестве отговорки он заметил:

– Если бы в эти последние годы кто-нибудь сказал вам, что Нику нужно более длительное лечение, чтобы вернуть здоровье, вы бы нашли средства для оплаты этих услуг?

Я честно ответил:

– Да.

– Значит, его психическое здоровье важнее, чем ваше?

Я понял, что он имел в виду.

Что касается недостатка времени, он спросил:

– Сколько времени не жалко потратить на то, чтобы прекратить страдания человека? Сколько времени отнимают у вас бесплодные переживания?

А затем он подвел итог:

– Вы чуть не умерли. Вам пятьдесят лет. Как бы вам хотелось провести оставшиеся годы вашей жизни? Выбор за вами.

Мое кровоизлияние в мозг в итоге заставило меня понять и в полной мере оценить глубокий смысл избитой фразы, которая раньше внушала мне страх: наше время здесь, на земле, конечно. Осознание этого факта склонило меня к тому, чтобы прислушаться к словам доктора и сделать все возможное, чтобы избавиться от навязчивой тревоги за Ника. Я не мог изменить Ника, но мог изменить себя. Таким образом, вместо того чтобы концентрироваться на выздоровлении Ника, я занялся своим лечением от созависимости.