Мой рисунок: теперь здесь были капли, слезы, текущие из двух ответвлений притока реки и шесть кружков над ним. Потом до меня дошло, что я нарисовал вскрытие моего мозга и то, что находилось внутри: слезы, боль, кровь, гнев, ужас. Сломанный чемодан с кружочками, из которого высыпается содержимое – мое «я», бывшее «я».
Вики нарисовала маленькое красное пятнышко в центре, из которого стекала капля: и здесь тоже кровь.
Ник продолжал писать «мне жаль», и мне хотелось плакать. Нет, говорил я себе, не впускай его в свое сердце снова. Не впускай. Не впускай.
Все семьи начали по очереди рассказывать о том, что изображено на их рисунках, и описывать свои эмоции во время работы бок о бок. Оказалось, что красное пятно на рисунке Вики – не кровь, а воздушный шар, за который она хочет ухватиться, чтобы улететь от черного шторма. Ник посмотрел на нее и сказал, как удивительно видеть ее здесь. Я поднял глаза на Вики. Ник со своими родителями. Мне было грустно, невероятно грустно, что ей пришлось пройти через такие испытания, и грустно, что Ник через столько прошел, и я, мы все. И мне было так стыдно за эту грусть. Ох, Ник, мне тоже так жаль, так жаль, что все так случилось!
Ник сказал, что смысл того, чем он занимается в этом центре, состоит не в том, чтобы искать оправдания его распущенности или его безумным поступкам либо обвинять кого-то в своих бедах. Смысл в исцелении от зависимости. Его психотерапевты сказали ему, что он должен разобраться в том, что заставило его вредить самому себе, подвергать себя опасности, отвернуться от друзей, которые его любят, бунтовать против родителей и других близких людей, срываться на себе – в первую очередь на себе, стараться разрушить себя как личность. Он наркозависимый, но почему это произошло, что стоит за этим, помимо неудачной совокупности генетических факторов, обусловивших эту непреодолимую тягу к наркотикам? Психологи центра хотели, чтобы он нашел эти глубинные причины, так как это поможет ему начать процесс выздоровления, позволит двигаться дальше.
Другие семейные группы тоже рассказали о своих рисунках, о том, какие чувства и воспоминания они пробудили, что им дала совместная работа. Затем мы комментировали работы друг друга. Одна девушка, подруга Ника, отметила, насколько отличаются друг от друга изображения на нашей семейной картинке и насколько выразительно каждое из них. Она добавила, что сердце на рисунке Ника позволяет заглянуть внутрь желудочков, а моя меловая линия напоминает разорвавшуюся артерию.
Почему-то я заплакал. Рука Ника легла на мое плечо.
Когда мы вышли, над горами висела царственная луна. Я посмотрел на нее и понял, что не питаю надежд в отношении этой новой программы. Не потому, что не верил в ее эффективность, и не потому, что она не может быть эффективна, а потому, что я до смерти боялся снова надеяться.
Я пошел в книжный магазин и купил роман Зэди Смит «Белые зубы». Сегодня я хотел убежать от действительности и укрыться в перипетиях чужой жизни. Первое, что я увидел, когда, вернувшись в мотель, открыл книгу, был эпиграф из книги Э. М. Форстера «Куда боятся ступить ангелы». Я читал и перечитывал его. «Каждый пустяк почему-то кажется сегодня чрезвычайно важным, и, если о чем-то говорят, что “отсюда ничего не следует”, это звучит как богохульство. Никогда не знаешь (как это выразить?), какое наше действие или какое бездействие не повлекут за собой никаких последствий»[40]
. Меня пробрала дрожь. Я думал о том, насколько неповинны мы в своих ошибках и насколько большую ответственность мы несем за них.Смысл в исцелении, а не в поисках виновных. Но возможно ли отказаться от обвинений? В какой-то момент Вики сказала, что раньше злилась на меня так сильно, что ей казалось, будто она носит рюкзак, набитый кирпичами.
«Какое облегчение не таскать их повсюду с собой!» – добавила она. После некоторых ее комментариев на следующем групповом занятии я сказал: «Может быть, там все-таки осталось несколько кирпичей». Она согласилась: «Да, пожалуй». Но сейчас нас объединял главный из стереотипов человеческого поведения – отчаянное желание спасти своего ребенка. Психотерапевт говорила, что смысл наших воскресных встреч не в том, чтобы заниматься поисками виноватых, а в том, чтобы преодолеть застарелое чувство обиды. Один из отцов сказал на собрании: «Чувство обиды можно уподобить вашим эмоциям, когда вы приняли яд и ждете, когда умрет человек, на которого вы затаили обиду».
Утром я снова поехал в медицинский центр. Вот он, Ник, в футболке с логотипом Художественной академии Нью-Йорка, в расклешенных джинсах с обтрепанными манжетами и разноцветной куртке. Вязаная шапочка надвинута низко на глаза. Мы пьем кофе.