Красна Марья

Софья Павловна интуитивно уловила в его голосе искреннюю ласку по отношению к ее баловню Сереженьке, и это расположило женщину:

— Ну что ж, проходите. Правда, Марии Сергеевны сейчас нет, но вы можете подождать в гостиной. Анастасия, помоги, голубушка, гостю раздеться!

Сняв валенки и проходя в гостиную, Телешев приметил уют и опрятность в доме, несмотря на лежавшие на полу детские книжки и разбросанные кубики. С позволения хозяйки он присел на стул, но скоро, завязав беседу с неотступным Сережей, которому Софья Павловна тщетно пыталась внушить, что докучать нехорошо, самовольно перебрался с ним на диван. Панкратий Клементьевич общался с мальчуганом с видимым удовольствием и скоро узнал, что маму зовут Марией Сергеевной, что ходят гулять они в ближайший скверик и там есть славная горка. Что раньше они все время гуляли с его «старшей подружкой» Линой, а теперь Линка переехала и приходится отправляться на прогулки с Настасьей, и это очень неудобно, оттого что Настасья неуклюжа и не умеет бегать наперегонки, строить снежные крепости и кататься на коньках. Что соседскую кошку зовут Дусей и что его папа далеко, выполняет важное военное задание, — при этих словах мальчик оттопырил нижнюю губу, искоса поглядев на собеседника, оценивая произведенное впечатление. Софья Павловна, маячившая тут же и тщетно пытавшаяся увести Сережу в детскую, сразу же поспешила вмешаться и перевести разговор в иное русло, а также извинилась за надоедливость внука. В ответ Панкратий Клементьевич великодушно рассмеялся и стал уверять, что не стоит беспокоиться: для него общение с таким милым и бесхитростным ребенком — истинная отрада.

— Так у вас, наверное, тоже дети есть, — догадалась Софья Павловна, удивляясь нежданной ласке, обращенной к ее внуку.

Взор Панкратия Клементьевича затуманился:

— Такой же вот хлопец теперь… Давно его не видел…

Софья Павловна сочувственно помолчала и принялась вместе с подоспевшей Настасьей уговаривать малыша «выпить молочка и покормить мишку». Сережа упирался — он так и липнул к новому гостю, чувствуя его искреннее участие и душевное расположение. Наконец Телешев вызвался сопровождать мальчика к обеду и — при условии безотказного мытья рук и хорошего аппетита — рассказать ему «веселую побасенку».

— А что это, что? — недоумевал заинтригованный ребенок.

— А вот тогда и узнаешь! — бодро пообещал Панкратий Клементьевич и весело подмигнул, отвечая на благодарные взгляды женщин.

Обаятельный и общительный гость целый день без устали возился с мальчонкой, чем окончательно покорил сердца его бабушки и няни. Встав на колени и заполонив собою чуть ли не всю детскую, он с упоением катал с Сережей машинки, демонстрировал по части игр удивительную изобретательность и неохотно отрывался от мальчика, когда того уводили «в уборную» или «помыть ручки». Софья Павловна предложила гостю отправиться на кухню пообедать, тот не сразу, но твердо отказался.

Вечером Сережу принялись переодевать ко сну, а в прихожей хлопнула дверь и послышались негромкие голоса людей, снимавших запорошенную снегом одежду, — это были Мария Сергеевна с товарищем Вышевичем. Давид Моисеевич бережно придерживал суконное пальтишко «на рыбьем меху», пока его спутница высвобождала руки из рукавов, при этом вся его массивная фигура излучала заботливую нежность. Сжав в огромных ладонях ледяные кисти Марии Сергеевны, он тихонько растирал их, не сводя с женщины глаз.

— Мама-а-а-а! — заверещал Сережка и, в первый раз за этот день добровольно покинув товарища по играм, бросился в прихожую — к матери, которая с ходу обхватила и прижала его к себе.

— Ну как ты, малыш? Хорошо себя вел? — Она наклонилась к мальчику, с нежностью глядя на него.

Появившаяся на пороге Софья Павловна улыбалась, товарищ Вышевич тоже изобразил умиление. Софья Павловна поцеловала холодную с мороза щеку дочери и негромко предупредила, что Марию Сергеевну с утра ждут — боевой товарищ, Телешев.

— Телешев? — удивилась Мария Сергеевна. — Ну что ж, сейчас разберемся…

Она повернулась в сторону гостиной и остолбенела: привалившись к стене и скрестив на груди руки, в гостиной стоял незваный гость в серой гимнастерке и наблюдал за ней — напряженно, пристально.

— Ну, здравствуй, Мария… — негромко, но веско произнес он и двинулся навстречу.

Примерно секунду Мария Сергеевна пронзительно всматривалась в полузабытое огрубевшее лицо и вдруг глуховато вскрикнула, прижав руки к груди:

— Алеша!

У нее ослабли колени, и она стала непроизвольно оседать, прислонившись к стене. Товарищ Вышевич, преодолев замешательство, бросился было поддержать, но рослый мужчина, стремительно метнувшись, уже подхватил ее и нес в гостиную — на топчан.

— Нашатырь! Мокрое полотенце! — скомандовал он.

Настасья спохватилась и бросилась выполнять.

Онемевшая было Софья Павловна шагнула к дочери:

— Машенька!

Посуровевший гость по-деловому отстранил ее плечом, принял нашатырь и немного поводил флакончиком из стороны в сторону — близ лица Марьи Сергеевны. Та быстро восстановила дыхание — и тихо переспросила:

— Алеша?