Красная Борода

Он вспомнил, с какой самонадеянностью похвалялся перед О-Суги своими познаниями в голландской медицине, новыми методами лечения, которые неизвестны Ниидэ, и застонал от охватившего его чувства стыда.

В комнату заглянул Мори и позвал его на обед. Нобору отказался.

— Советую подкрепиться, господин Ниидэ просил предупредить, что сегодня ты будешь его сопровождать.

— Куда?

— Во второй половине дня у него обход больных на дому. Нередко он затягивается до ночи.

Нобору промолчал.

— А старик Рокусукэ скончался, — уходя, сказал Мори.

У Ниидэ были разные пациенты. К аристократам и богачам его вызывали, бедняков же он посещал по собственному почину. В принципе больница Коисикава была открыта специально для лечения бедняков, но они нередко по разным причинам не шли туда сами. К таким больным Ниидэ приходил домой, осматривал и давал лекарства.

Нобору часто приходилось слышать, что некоторые из них встречали Ниидэ без особого удовольствия.

Ничего не поделаешь, придется сопровождать Красную Бороду. После такого позора отказываться неудобно. Да и Ниидэ просто не примет отказа, подумал Нобору.

После обеда снова заглянул Мори и напомнил, что Ниидэ ждет.

Красная Борода, казалось, спокойно воспринял то, что Нобору сменил больничный халат на кимоно. Он лишь бросил на него недовольный взгляд, но промолчал.

Помимо Нобору его сопровождал прислужник Такэдзо, несший корзину с лекарствами. На Такэдзо был такой же как у врачей, халат мышиного цвета с вышитыми на вороте иероглифами «Больница Коисикава». Он уже пять лет таскал за Ниидэ лекарства во время обходов. Такэдзо от рождения заикался, за что получил прозвище Такэ-заика. Он был мал ростом, худощав, на его темном, с кулачок лице застыла заискивающая улыбка. Когда к нему обращались он до предела напрягал все свои душевные и физические силы, но заикался еще пуще, и собеседник, махнув рукой, отходил в сторону, так и не дождавшись от него членораздельного ответа.

Они вышли из больницы около четырех часов. Вскоре им повстречался мужчина лет пятидесяти. Поклонившись Ниидэ, он сообщил, что торопится в больницу.

— Если идешь проведать Рокусукэ, то напрасно. Он умер два часа тому назад, — предупредил Ниидэ. — Тебе удалось разыскать его близких?

— Э-э, видите ли... — Мужчина смешался. — Дело сложное... Н-да, у него, оказывается, есть дочь, у которой больная девочка.

— Погоди, никак не пойму, о чем ты толкуешь.

— Видите ли... — Он умоляюще поглядел на Ниидэ. — Надо бы зайти осмотреть их.

— Я должен сейчас срочно навестить одного тяжелобольного, — ответил Ниидэ и, обернувшись к Нобору, попросил: — Сходи с ним и выясни, в чем там дело, а я буду через полчаса.

Мужчину звали Кимбэй, он был хозяином ночлежки Касивая. Рокусукэ прожил там последние два года, потом заболел, и его поместили в больницу Коисикава. Лет двадцать тому назад, когда Рокусукэ еще был известным мастером по лаку, он как-то забрел в этот ночлежный дом и снял там комнату. С тех пор он часто там останавливался — иногда на два-три дня, а бывало — и на месяц. Вначале Кимбэй никак не мог понять, что Рокусукэ за человек. Одет опрятно, ведет себя сдержанно, в меру выпивает, прислушивается к беседам постояльцев, но сам в разговор не вступает. Он всегда исчезал неожиданно, не предупредив хозяина. Бывало, по два года отсутствовал, потом столь же внезапно появлялся, жил месяц-другой — и снова исчезал. Лишь шесть или семь лет назад Кимбэй узнал, что Рокусукэ — знаменитый мастер. К тому времени известность Рокусукэ была уже не та, и он, по-видимому, вообще забросил свое ремесло. Только столярничал, когда случалось настроение. Он теперь сторонился людей и, живя в ночлежке, запирался в комнате и даже не выходил послушать, о чем судачат постояльцы.

— Этот человек никогда ни с кем не разговаривал. Я даже не знал, есть ли у него жена, дети, а ведь мы были знакомы почти двадцать лет, — сказал Кимбэй.

4

Кимбэй проводил Нобору в малюсенькую комнату и показал на четверых малышей.

— Все они внуки Рокусукэ, — пояснил он.

Старшая девочка, Томо, — ей исполнилось одиннадцать — лежала в горячке, с высокой температурой. Около нее сидели, одетые в лохмотья, двое младших братьев и сестренка. Пол в комнате — той самой, которую прежде снимал Рокусукэ, — был застелен грязными циновками с торчащими из них пучками соломы. Со стен свисали обрывки бумаги, которой они когда-то были оклеены. Все говорило о безысходной нищете и запустении.

Нобору осмотрел девочку. Высокая температура и кашель свидетельствовали об обыкновенной простуде. Однако ее состояние и физическое истощение вполне могли привести к туберкулезу. Он велел Кимбэю сделать холодный компресс на голову, протопить комнату и регулярно менять белье, поскольку девочка потеет. Выслушав врача, Кимбэй продолжил рассказ о Рокусукэ:

— Я был уверен, что у него нет ни жены, ни близких. Но сегодня утром незнакомый старик привел сюда четверых детей и сказал: «Это внуки Рокусукэ».