Красная дуга

Лицо Хартрейна делилось на две равные части глубокой вертикальной бороздой, как две булки спеченные вместе мечтательным кондитером, изнуренным хроническим либидо. Глаза — экран осциллографа, синусоида сжималась и растягивалась, словно маленькая пружинка, мерцая синей дугой, меняя яркость, купол в такт сердечному ритму. Рот располагался не горизонтально, а вертикально. Дышал Хартрейн через небольшой клапан, расположенный в верхней части головы, в районе темечка. Когда он вдыхал через открытый клапан — элементарные волны, из которых состоит электрическая атмосфера, кружились в вихре и втягивались в воронку, возникающую от открытого дыхательного клапана, словно в тоннель Стикса, неумолимо, неотвратимо. Элементарные волны питают электрический лес, как солнце питает хлороформ в земных растениях, являются гормоном роста для растений электрического леса. Выдыхал он фонтан пара, как заядлый курильщик глубоко затянувшийся и резко выдохнувший, состоящий из тех же элементарных волн, но вялых и разбухших, как чревоугодник после обеда. Отяжеленные отходами жизнедеятельности, они, медленно покачиваясь, направлялись в сторону электрического леса, который их поглощал, как питательный бульон, и возвращал в атмосферу, вновь резвыми и игривыми.

Они сидели в личной колбе Хартрейна и маленькими глотками пили электрический смог — напиток оригинального свойства, имеющий вкус мембраны-молнии, обжигающий, как перец.

— Давай поменяемся голосами, — жующим голосом сказал Хартрейн.

— Давай.

— Хартрейн достал из кадыка синий шарик и передал его Ульме.

— А у меня зеленый — сказал Ульма, передавая ему свой шарик.

— Давно ты видел первичный шар, бесцветный и прозрачный, как слеза?

— Давно.

— Я иногда надеваю личину кошки и путешествую инкогнито. Могу в маленькую щель залезть. Удобно. Только собак надо опасаться. Эти особенно опасны, потому что сумасшедшие от вседозволенности. Люблю играть с мышами. Это настоящий катарсис. Но надо стреножить свою самобытность. Иначе это может стать не просто самобытностью, а самооткровеннолюбованием. А из мыши струится искусство, и раздувается, и вылупляется, как бабочка из куколки, в непредсказуемый узор-картину. Я заворачиваюсь в древесную кожу, когда возвращаюсь. Путешествия утомляют. Земным потом только и можно восстановиться и отдохнуть. Древесная кожа из земного пота, залегающего на краю леса, и порождаемого электрической искрой, прижигающей внешний мир, делается, и оседает голубой сажей на границе леса. Когда сажи накапливается много, светимость электрического снижается, ее собирают и используют для принятия озоновых ванн. Эти ванны укрепляют организм и поддерживают силы. Прессованная сажа образует ткань, называемую древесная кожа.

— Дай-ка мне сукровины, — изрек Хартрейн.

Ульма, затянутый в кожу с переливом, в маске ехидны, подал похожий на масленку, маленький стеклянный чайничек с длинным тонким носом, наполненный серебристо-голубой прозрачной жидкостью. Хартрейн открыл небольшой мягкой резины клапан в области сердца и влил туда содержимое чайничка, очень бережно закрыл клапан, умылся жидким стеклом, голова его стала похожа на хрустальный череп, тело покрылось линиями похожими на след от прямого попадания молнии. При этом слышалось характерное потрескивание, как это бывает у эбонитовой палочки. Хартрейн светился, как электрическая дуга.

Сукровина выпадала в виде дождя из оранжевого неба над городом. Она питала почву молний, а также использовалась для пополнения сил. Город тянулся узкой полосой на многие мили, ограниченный электрическим лесом с обеих сторон.

— Слушай, Ульма, надоело мне торчать в этой трубе. За электрическим лесом, что-то происходит. Я же вижу. Ты придумал заглот, чтобы финты электрической гвардии приняли нас за электронную дыру-нирвану и упали в сеть-катарсис, расставленную нами на краю леса?

— К сожалению, заглот сделать не могу, нет изначального топлива — древесной молнии. За электрическим лесом, затем пространственным кнутом — только там можно достать изначальное топливо. У нас нет такого длинного щупа. В конце трубы есть резервуар начального топлива, но никто из нас не может там выжить — концентрация слишком велика. Начинаются галлюцинации. На другом конце — черная бездна. Оттуда никто не возвращался. Но нашим щупам удавалось проникнуть в шары, заполненные чем-то похожим на жидкое стекло, которые хранили картины мира за электрическим лесом. Правда, эти шары быстро закипают и лопаются. Удается увидеть какие-то крохи. Сейчас шары не появляются, или недосягаемы для наших щупов.

— Что мешает сделать щупы длиннее?

— У щупа есть предел досягаемости. Дальше него он исчезает от удара пространственного кнута, вспыхнув и погаснув, как электрическая лампочка от перегрузки. Мы могли бы выйти за предел внутри шармолнии, но у нас нет количества электонов, необходимого для защиты от пространственного кнута.