Эстонские части Красной Армии носили в то время форму, отличавшуюся от обычной. Она состояла из бледно-зеленых бриджей, форменной блузы с открытым воротом, дождевика (накидки) и панамообразного головного убора. Кавалеристы, не говоря уже о том, что бриджи у них имели лампасы, носили ботфорты. Стало быть, красные лампасы да странный головной убор и привлекали больше всего внимание.
Между тем вокруг нас собралось много народу. Объяснил, что такую форму носят эстонские национальные части и что в Красной Армии есть и другие национальные части, которые плечом к плечу с русскими и украинцами защищают Советскую власть. Все это мне пришлось еще несколько раз повторить на улицах города и на рынке…
Весна уже окончательно вступила в свои права. Наша палата стала пустеть.
За время моего пребывания в больнице фронт отодвинулся далеко на юг. Больших трудов стоило узнать, где находится наша часть. На поезде мы добрались до небольшой станции за железнодорожным узлом Синельниково. Оттуда надо было пройти пешком около 30–35 километров. По дороге нас нагнал крестьянин на подводе и подсадил. В разговоре выяснилось, что от села, куда он едет, наш эскадрон находится всего в 8-10 километрах.
Время за разговором пролетело быстро. Не заметили даже, как два десятка километров остались позади. Въехали во двор крестьянина. Соскочили с подводы, поблагодарили и хотели уже идти дальше, но он предложил остаться отдохнуть и переночевать, поскольку надвигалась ночь. И крикнул хозяйке:
– Принимай гостей!
– Большое спасибо! Небольшой отдых и впрямь не помешает.
– Куда вам торопиться, – сказала хозяйка, – вид у вас больно хворый. Ночь проспите, к утру силы прибавятся.
– Верно, – поддержал хозяин. – Еще успеете повоевать.
Пока хозяин распрягал лошадь, хозяйка уже успела собрать на стол. Нам предложили поесть.
Вымыли руки и вошли в просторную горницу. Я уже и не помнил, когда последний раз сидел за таким богато накрытым столом. Мы отведали украинской домашней колбасы, ватрушек и другой вкусной снеди. Хозяйка все усерднее заставляла нас есть.
В довершение всего мне пришлась бы кстати кружка простокваши.
Хозяйка, услышав эту просьбу, всплеснула руками:
– Сыночки, боже сохрани после жирного пить молоко!
Вмешался хозяин и рассудил, что, пожалуй, все-таки можно дать – солдатский желудок переваривает якобы даже древесную кору…
Хозяйка принесла горшок с простоквашей.
С наслаждением выпил кружку. Молоко было вкусным, таким, как когда-то дома мать подавала на стол.
Сытые по горло, тяжело поднимаясь из-за стола, мы от всего сердца поблагодарили хозяйку.
Вышли во двор. Хозяин предложил нам погулять, пока он напоит лошадей, а потом покажет, где нам лечь. На дворе мне стало худо, в животе будто огнем жгло. Заметил, что и моему спутнику было не легче. Сгущавшаяся ночная темнота словно придавливала нас к земле. Мы слышали зов хозяйки, но ответить не могли. Она окликала неоднократно. Наконец, у кого-то из нас хватило силы крикнуть в ответ.
Хозяйка обнаружила нас за стогом соломы скорчившимися на земле.
Наше мимолетное счастье закончилось коротким финалом – все трое оказались в полевом госпитале 13-й армии. Диагноз: брюшной тиф.
Время в больнице шло быстро. Эстонца, моего товарища по несчастью, уже выписывали. Вернувшись с документами из канцелярии, он принес неприятную новость:
– Валялись в больнице и не ведали, что наши национальные части расформировали.
– Как так? Куда мы теперь пойдем? – испуганно спросил я.
– Что тебя ждет, я не знаю, а меня направляют в 46-ю стрелковую дивизию. Там есть якобы целый полк эстонцев.
– Тогда хорошо. А что стало с нашим кавалерийским полком? Ведь не в пехоту же людей послали!
Я не стал дожидаться, когда меня выпишут, а постарался тут же разузнать о судьбе нашего кавалерийского полка. Выяснилось, что действительно в соответствии с Тартуским мирным договором Эстонская дивизия, как самостоятельное войсковое соединение, расформирована. Ее бойцы продолжают сражаться за Советскую власть в других частях Красной Армии. Но о судьбе своего полка мне не удалось узнать ничего определенного. Одни говорили, что полк слился якобы с Конной армией Буденного, другие утверждали, что присоединен к красным казакам, третьи – что передан в состав 8-й кавдивизии. Последнее казалось наиболее правдоподобным.
Временами я испытывал чувство одиночества, впадая в тоску, ночью не мог уснуть. Мое душевное состояние бросилось в глаза и товарищам по больнице. Однажды один русский боец подошел ко мне:
– Почему ты должен обязательно в свой полк возвращаться? – начал он разговор. – Разве не все равно, где служить и бить врага!
– Я все-таки привык к своим.
– А мы разве чужие? Иди к нам. Станешь артиллеристом. Самая лучшая специальность!
– Но так ведь нельзя! Я числюсь в списках своего полка – там будут искать, объявят дезертиром.
– Это не совсем так. Существует такой порядок, что отправленного в больницу исключают из списков, – успокоил он. – Наши артиллеристы дружные и хорошие парни. Поедем к ним!