Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

…Мама, мамочка, где ты? Как хорошо, что ты нас не провожаешь, насколько тяжелее было бы уходить…

[…]

Мы идем совсем не на Северное побережье. Направление наше – на Печоры.

Очень раннее утро. Полк выстроен прямо на булыжной мостовой вдоль парка. С реки тянется туман, пахнет каштана и липами. Лошади пронзительно ржут, фыркают, постромки и новые с иголочки седла поскрипывают. С реквизированными у крестьян лошадьми просто беда: брыкаются фокусничают, сопротивляются, никогда ведь они не ходили ни в артиллерийской упряжке, ни под седлом.

Провожающих мало: несколько заплаканных офицерских жен.

Старшина батареи Раннасте бывший сверхсрочник кавалерийского полка, переведенный к нам прошлой осенью, на тротуаре, прощаясь, целует жену, довольно красивую и молодую, потом весьма элегантно прыгает в седло.

И тут в голове колонны раздается это роковое. П-о-л-к! Шагом м-а-а-а-р-ш-ш! Так! Кончилось мирное время, под ногами дорога войны. Запомним число: двадцать восьмое июня!

Женщины начинают в голос плакать и машут нам на прощанье.

Хотелось сказать: не плачьте. Мы скоро вернемся. В наше время войны долго не длятся. Теперь четыре года уже не провоюют.

[…]

* * *

Наверное, это был наш второй ночной привал, у какой-то реки в Вырумаа. Красивое место с водяной мельницей, потребительской кооперацией, маслобойней и школой.

Только мы сложились на пиво, как в магазин вошел загорелый мужчина средних лет, кепка низко надвинута на глаза, брюки из домотканого сукна засунуты в пыльные сапоги. Он переглянулся с хозяином, это был как бы условный знак. Потом тихонько подошел к прилавку, боком прислонился к нему, тоже заказал бутылку пива и внимательно взглянул на каждого из нас.

– Мальчики, не валяйте дурака, – обратился он к нам слегка приглушенно, – останемся эстонцами, давайте держаться вместе! Что вас ждет в России? Немец в первый же день разобьет вас в пух и прах… Пока есть возможность – идемте в лес! Пошлите-ка вы эту Красную Армию подальше…

Потом придвинувшись поближе и понизив голос:

– Не бойтесь, там уже есть эстонцы. Слушаем радио: немец самое позднее через неделю будет здесь. С Латвией и с Литвой дело уже в шляпе, шабаш. Сбегите ночью, приходите сюда, к лавке, отведу вас куда надо. Голода не бойтесь…

Это был запрещенный разговор. Строго-настрого запрещенный.

– А если заберут, что тогда? – обронил один из нас в наступившей тишине. – К стенке, не иначе… Неохота так глупо умереть…

– У вас же винтовки на плече… Да и в лесу люди не с голыми руками…

– У нас винтовки пустые, ни одного патрона, – ответили.

В самом деле, идем на войну, а патронов нам еще не выдали.

– Подумайте, мальчики… Сегодня еще не поздно…

Разумеется, для нас это был вражеский разговор и нам следовало бы сразу же о нем доложить.

Только что ты можешь сказать: жизнь и обстоятельства такие запутанные. О том, что происходит на фронте, ничего не знаешь. Все время говорили, что нас из Эстонии далеко не отправят. Ладно, отправят или не отправят, а только, что же здесь назревает? Гражданская война? Кого они ждут там в лесу? Немца? До чего же это дьявольски трудный вопрос! Всю жизнь только и слышали, что именно он, немец, исторический враг нашего народа. А помните, ребята, что мы делали, когда в июне сорокового года вошла Красная Армия? Снимали тавот с нового оружия. И это были немецкие карабины. Вся эстонская армия должна была перейти на унифицированное вооружение. Только почему именно на немецкое? Наверняка где-то там наверху у нас заигрывали с Гитлером, а русские опередили.

15 октября 1939 года Германия и Эстония подписывают протокол о переселении балтийских немцев

Два больших народа, как будто мельничные жернова, а между ними один маленький, – как тебе решить? Ну да за этот год кое-что сумели переоценить, стали лучше понимать новый строй. Я не из какой-нибудь богатой семьи, я не против того, что дали по рукам богачам, разным выскочкам и серым баронам. К тому же ведь немец напал на нас, а не наоборот. Только вот одно мне, да и многим другим, еще не ясно: что же все-таки будет с нашим народом, с нашим крохотным эстонским народом, который прошел через столько страданий и все-таки до сих пор выдержал и даже сумел свое государство создать? Что его ждет? В газетах пишут, что новый строй обеспечит полное процветание во всех областях. Здорово, если бы так было, и очень хочется верить, что так и будет. Только разве невозможно, чтобы было справедливое государство, а все-таки совсем свое, чтобы не было до него дела ни русским, ни немцам?

Помню, я спорил однажды на эту тему с Сярелем и Кирсипуу. Они говорили, что у меня национализм еще прочно сидит в печенках, хотя я боец армии, на знаменах которой на писано: интернационализм и дружба между пролетариями всех стран.

Позже на политзанятиях много раз об этом говорилось, за это время были октябрьские и майские праздники, происходили и выборы, только я, честно говоря, все еще не стал вполне сознательным. Сознательный – это тоже совсем новое слово.