Под пристальным взором сестры Консуэло идет в ванную, затем открывает шкаф, комод. Надевает такую же, как у ее близняшки, ночнушку: ей по-прежнему нравится идея одеваться одинаково, пускай лишь на время сна. Комнату наполняет ванильный запах ее крема для тела.
– Все номера заняты, – говорит она, подходя к Соледад с баночкой крема, наносит немного на ладони и растирает по рукам сестры. – Чтобы кожа не сохла и от тебя приятно пахло, а не только постелью. Вкусно, правда?
Консуэло поворачивает сестру вначале на один бок, потом на другой. Расправляет одежду, простыни, подушки, подносит стакан воды с трубочкой и немного приподнимает Соледад.
– Сегодня прорвало трубу, ты себе не представляешь, какой там бардак! Номер семь едва не затопило: сантехник долго не приезжал, из-за того шест… Ох, ты же ничего не знаешь…
Консуэло складывает одежду и убирает в шкаф, чтобы держаться подальше от сестры и от темы, которую чуть не выболтала. Она ничего не рассказывала Соледад про убийства девушек и несчастный случай с Хосе Марией. Консуэло усиленно думает о плечиках для одежды и начинает считать их в уме – к этой уловке она прибегает с детства, когда не хочет, чтобы сестра прочла ее мысли; она верит, что такое возможно, поэтому переключает внимание на что-то другое, например на плечики. Теперь, если сестра заберется к ней в голову, то найдет только числа, а не те секреты, которые от нее скрывают.
Не раз Консуэло подходила к ней с подушкой в руках и твердым намерением навалиться всем весом на лицо Соледад и удерживать, пока та не перестанет дышать; покончить с ее жизнью, которая и не жизнь вовсе. Увидев сестру в таком состоянии, она прошла через все стадии: гнев, ярость, разочарование, печаль, отрицание, сострадание, жалость.
Один, два, три, четыре, пять… Консуэло перебирает плечики в шкафу, хотя уже знает, что их пятьдесят три, но все равно старательно ведет подсчет. Шесть, семь, восемь, девять…
– Хосема? – вдруг слышит она и высовывается из шкафа.
– Ты залезла ко мне в голову? – спрашивает Консуэло сестру.
Прошло так много времени с тех пор, как она слышала голос Соледад, хриплый, как и у нее: голосовые связки огрубели из-за избытка никотина – почти две пачки в день. Женщина бросила курить через несколько дней после того, как Соледад вернули домой в состоянии шифоньера; так она втайне ее называет: моя сестра-шифоньер.
Выкурив последнюю сигарету, Консуэло сказала вслух, что бросает, что без Соледад вкус уже не тот. «Мы вместе начали курить и вместе перестанем», – заявила она, погасив окурок перед сестрой.
– Хосема, – раздается вновь.
– Чоле? Ты что-то сказала?
Консуэло медленно подходит к сестре, открывшей рот в бесплодной попытке что-то произнести, вытирает слюну и пристально на нее смотрит, словно пытаясь проникнуть к ней в голову. После инсульта они с Соледад потеряли связь, как она порой объясняет всем, кто согласен слушать, а затем вспоминает день первой менструации, чтобы доказать, что связь была. Обе учились тогда в четвертом классе и спали на одной кровати, ни в какую не желая разлучаться. Консуэло проснулась первой, почувствовав влагу между ног. В полусне она прошла по темному коридору в ванную, села на унитаз с закрытыми глазами и, только когда начала искать бумагу, чтобы подтереться, заметила кровь на трусах и в унитазе. Она уже собиралась закричать, когда вошла Соледад. «Я умру, – сказала она Консуэло. – У меня кровь на ногах и на матрасе». «Нет, это моя, – заверила Консуэло, – у меня внутри что-то лопнуло, посмотри на мои трусы. Мы обе умрем». Встревоженная плачем дочерей, мать вошла в ванную и обнаружила их в объятиях друг дружки. «Мы умрем», – сказали они. Мать близняшек достала спрятанную среди полотенец коробку, открыла и вручила каждой по белой салфетке, сложенной втрое. «Это случается со всеми женщинами, когда они перестают быть девочками, и повторяется каждый месяц». На следующий день она распорядилась заменить двуспальную кровать на две односпальные. «Вы уже не девочки и будете спать как взрослые».
Консуэло наклоняется так близко к лицу сестры, что чувствует ее несвежее дыхание.
– Чоле? – Она осторожно закрывает ей рот, опять вытирает слюну платком, гладит по щекам. Они с ней уже не как две капли: Соледад будто постарела лет на десять.
Перекатив сестру на бок, Консуэло проскальзывает под одеяло и прижимается к ней всем телом. Хотя мать развела их по раздельным кроватям, просыпались они вместе в постели то у одной, то у другой.
– Хосе Мария скоро вернется, обещаю, – шепчет она Соледад на ухо и крепко обнимает.
Шестнадцатый фрагмент