Красная гиена

Ко мне проездом заглянули сыновья. «Проездом» – вот слово, лучше всего определяющее наши отношения: мы проходим через жизни друг друга, не задерживаясь. Когда их одолевают угрызения совести из-за пренебрежения отцом, они приезжают, чтобы сбросить груз вины. Говорят себе: «Надо повидать старика», – и являются без предупреждения, зная, что я почти всегда дома. Едва переступив порог, они чувствуют себя неуютно, мечтают поскорее уйти. Им неведомо, что призраки умерших детей липнут к ним, забираются на спину и шепчут на ухо.

– Почему тебе нравится этот дом? – спрашивают сыновья.

– Потому что я здесь вырос.

Хотя следовало бы дать ответ в духе фильма ужасов: «Я составляю компанию мертвым детям».

Подойдя к моему столу, Андрес полистал страницы этой рукописи без малейшего интереса, скорее механически, безотчетным движением, заученным в детстве, когда он спрашивал меня: «Что ты пишешь?» – а я холодно отвечал: «Книгу». Неудовлетворенный ответом, сын проводил рукой по стопке машинописных листов. «А мне она понравится?» – не отставал он. «Не знаю, но если ты не уйдешь, она никому не понравится». Я присовокуплял шлепок, и Андрес убегал плакать к матери, которая упрекала меня в том, что я напугал мальчика.

Сын глядел на страницы, не ожидая ответа: условные рефлексы подсказывали ему, что следует держаться подальше. Я хотел объяснить, что пишу своего рода автобиографию, но не успел открыть рта, как он заявил: «Неважно. Я не собираюсь читать».

Ни одного из них не интересуют мои книги, однако меня это не тревожит: я и не ожидал, что сыновья будут их читать. Никогда не писал для них. Некоторые коллеги пишут для своих друзей, семьи, чтобы их любили. Когда меня спрашивают, почему я пишу детективы, я отвечаю, что детективы меня выбрали.

Я думал, что всю жизнь буду журналистом. Нет, неправда. Я ни о чем не думал и не представлял будущего, просто работал журналистом, и точка.

В 1946 году Рамон познакомил меня с человеком, который изменит мое будущее, подарит мне его: Антонио Элу́. Элу, сын ливанских иммигрантов, только что основал журнал, посвященный мексиканскому криминальному жанру: «Остросюжетная антология». Рамон тогда работал главным редактором в газете, а я продолжал писать заметки о преступлениях, публиковал интервью и репортажи.

– Антонио нужны авторы для журнала. Почему бы тебе не написать что-нибудь? – предложил Рамон.

Спустя несколько недель я закончил свой первый рассказ. Элу его не принял, но похвалил мой потенциал и взял на себя роль наставника, познакомившего меня с детективным жанром. Советовал, что почитать: По, Дойл, Агата Кристи, Рэймонд Чандлер, Хэммет. Так зародилась любовь с первой страницы до сегодняшнего дня. С третьей попытки мой рассказ опубликовали в «Антологии». Затем меня пригласили в недавно основанный «Клуб на улице Морг»[36], где я завел знакомства и дружбу с другими писателями этого жанра, мечтая влиться в их компанию.

Со временем я напишу несколько выпусков «Приключений Чучо Карденаса», главным героем которых был репортер, работавший в газете наподобие «Ла Пренсы». Я стал частью сообщества авторов-призраков, скрывающихся за псевдонимом. Начал писать для театра и кино.

В перерывах между сценариями, рассказами, репортажами и выполнением поручений я написал свой первый роман, основанный на убийствах Святых, так и не раскрытых. В книге я оживил детектива Хосе Акосту, который руководил арестом моего брата и участвовал в деле Расчленительницы ангелочков, моей матери. Акоста был противоположностью полицейских, которых я встречал прежде: честный парень с высокими этическими и моральными принципами. Расследуя дело Фелиситас, он всегда демонстрировал чуткое и уважительное отношение. Акоста умер как раз в то время, когда я начал писать книгу, и я украл его имя, физический облик и манеры, сделав главным героем своих романов.

* * *

Через Элу на одной из вечеринок я познакомился с Грасьелой, своей теперь уже бывшей женой. «Мои родители – испанцы», – поведала она во время нашего разговора. «Я думаю, мои из Сан-Луис-Потоси, хотя не уверен», – ответил я. Почему-то ответ показался ей забавным. Год спустя мы поженились.

Андрес и Антонио – приемные. Через несколько дней после свадьбы я сообщил Грасьеле, что не могу иметь детей. Не стал объяснять, что несколько лет назад сделал вазэктомию, так как не хотел передавать по наследству проклятые гены матери. Эта операция, пожалуй, единственный нравственный поступок, который я совершил.

Мы решили усыновить детей.

Сыновья женились на порядочных женщинах, как их называет моя бывшая. Я называю их занудами.

* * *

– Как дети?.. – я спрашиваю Андреса и Антонио о внуках из простой формальности.

– Хорошо, – отвечают они почти хором, поглядывая на время.

Спустя полчаса, в течение которых они выпили по стакану колы, а позвякивание кубиков льда было единственным звуковым сопровождением нашего несуществующего разговора, сыновья ушли. Они совсем не похожи на тебя, Лусина, кровь от крови моей.