«Красная империя зла». Запад против Сталина

Вот несколько возможных объяснений произошедшего.

• Бнинский, как говорят, рассказал семье Левандовской, что ее сбили во время полета на польском самолете, и она попала в плен к Красной армии²⁶⁵. Но польско-американский историк профессор Анна Ценцяла, ведущий специалист по Катыни, недавно отвергла эту историю:

«Прошу заметить, что короткая информация в книге о Катыни 2007 года издания касательно Левандовской неверна. Она была не сбита, а эвакуирована в Восточную Польшу на поезде и там заключена в тюрьму. Эта уточненная информация содержится в исправленном переиздании книги, вышедшем в 2009 году (см.: Левандовская в предметном указателе)»²⁶⁶.

Ценцяла не сообщает, откуда ей самой стала известна новая информация. Она могла взять ее из буклета «Уничтожение польских элит», использованного Снайдером, в котором говорится примерно то же. Что, однако, противоречит рассказу Рафала Бнинского семье Левандовской в январе 1941 года. Что Левандовская была сбита, Бнинский мог узнать только от самой Левандовской или у других заключенных Козельского лагеря. Если же Левандовскую никто не сбивал, зачем ей было говорить Бнинскому, что дело обстояло именно так?

Русскоязычная запись в книге Тухольского – хорошее свидетельство того, что Левандовская действительно сидела в Козельском лагере и была этапирована в Катынь близ Смоленска. Недавно обнаруженные свидетельства делают маловероятным то, что ее расстреляли именно Советы²⁶⁷.

• Если Сыромятников говорил правду, Левандовскую расстреляли в Харькове и похоронили за городом в Пятихатках. В таком случае история об ее эксгумации нацистами, о черепе, который забрал Бутц, его повторном обнаружении и идентификации в Польше и т. д. просто сфабрикована.

• Возможно, Сыромятников ошибался. Левандовскую расстреляли и похоронили не в Харькове. Вместо чего ее этапировали в Катынь, расстреляли и похоронили там – что, по имеющимся у нас свидетельствам, было делом рук нацистов.

• Возможно, Сыромятников говорил правду о «единственной женщине» среди заключенных, но оказались неверны польские записи: среди узников было как минимум две полячки. Та, что расстреляна и похоронена в Харькове, была не Левандовской. Проблема в том, что в советских пересыльных списках польских военнопленных, этапированных из Старобельского лагеря в Харьков, нет сведений о каких-то других женщинах-заключенных.

Неизвестно, что именно Сыромятников говорил в неформальной обстановке. Возможно, что он очень кратко коснулся истории о «женщине-заключенной», чтобы таким образом подвести итог своим показаниям о Левандовской и тем угодить допрашивающим его полякам. В 1991 году о «черепе в Катыни» еще не было известно. Но не исключено, что Сыромятников говорил правду, как ее помнил. Он признавался, что плохо помнит те давние события и потому сам себе противоречит по нескольким пунктам, включая тот, где речь идет о Левандовской.

Признания Сыромятникова оказались забытыми с появлением в конце 1990-х версии, что Левандовская расстреляна Советами в Катыни, эксгумирована нацистами, но так и не упомянута ими, и, наконец, идентифицирована по черепу, который в итоге оказался в распоряжении польских ученых. Ни один из историков и писателей, касаясь вопроса о Катыни, больше не упоминал о них и не касался связанной с ними проблемы фальсификации. Ничего не пишет о ней и Снайдер.

Значимость пересказанной истории связана с тем, что она порождает дополнительные сомнения в показаниях трех сотрудников НКВД, которые в начале 1990-х годов представили важные свидетельства советской вины в «Катынском деле». Правдивость признаний давно подвергают сомнению российские исследователи Катыни. В представленных ими аргументах содержатся дополнительные доказательства имеющихся в них искажений – или, как минимум, частичных, возможно, допущенных ими в стремлении сказать польским и российским следователям то, что те хотели бы услышать.

Зачем нужно уделять столько места вопросу о Янине Левандовской и Катыни, которым в «Кровавых землях» отведено лишь несколько страниц? Одна из причин – попытка показать: то, что мы назвали «официальной версией» «Катынскго дела» под названием «это сделали Советы», – непростой вопрос. Вызывающая интерес сложность истории Янины Левандовской подчеркивает тот факт, что Снайдер некритично повторяет официальную польскую националистическую версию не только о Левандовской, но и всего вопроса о Катыни, не подтверждая и не информируя о том своих читателей.