С долгим скрежетом – вполне в духе здешней атмосферы – она отворилась, и на пороге возник бородатый европеец, из-за спины которого просачивался свет. По-видимому, Шахин был здесь своим человеком: мужчины не обменялись ни словом, ни жестом, но через секунду французы вошли в дом.
И чуть не задохнулись от вони. Да, тут наркоманы, бесспорно, могли дать фору индийцам. Если бенгальская культура ошеломляла пахучим шквалом пряностей и благовоний, то культура маргиналов брала запахами пота и пачулей, смешанными с каннабисом.
В полумраке Мерш разглядел расположенное справа патио, уже второе за сегодняшний день, но совсем не похожее на патио сикхов с их строгой архитектурой и чистотой. Скорее, это было место, куда сваливали мусор. Ослабевшие, унылые, едва живые путешественники, а вернее, потерпевшие крах неудачники, одурманенные наркотиками, валялись, бормоча что-то в полузабытьи, в лужах мочи, а то и чего похуже: питаясь одними специями, они полностью утратили контроль над собственным кишечником.
Большинство лежали на одеялах, почему-то искромсанных по краям в бахрому. Впрочем, Мерш почти сразу догадался, в чем дело: каждый раз, наполняя гашишем трубку, наркоман обматывал ее оторванным кусочком ткани, чтобы не обжечься. Одеяла стали чем-то вроде четок или билетной книжечки, по которым можно подсчитать число выкуренных трубок; судя по всему, их было до черта…
Наблюдая за бродягами, которые, похоже, участвовали в марафоне по курению гашиша (курили сутки напролет), Мерш вдруг понял, что Шахин исчез. Он прищурился, словно намереваясь уплотнить темноту и вытянуть из нее ниточку света. Оказалось, что Шахин отошел и теперь разговаривал с похожим на жердь индусом в национальной рубахе и с головой Иисуса Христа.
– Все в порядке, – сообщил Шахин, вернувшись. – Можем идти.
Мершу пришлось наклониться, чтобы следовать за ними по сводчатому проходу, напоминающему винный погреб – тот же запах влажного дерева, те же красноватые сумерки. Они достигли помещения, освещенного свисавшей на шнуре лампочкой; она раскачивалась в темноте, как маятник, изображая фею Динь-Динь[124]
.Иисус обошел доску, положенную на козлы, и бережно развернул одеяло. Лампочка осветила целую гору беспорядочно наваленного оружия: «Люгер P08», МАТ 49, карабин М1, вальтер P38, карабинер 98 курц, нож «Кa-Бар», M1911…
У всего оружия были искривленные дула, и они вызывали в памяти перекошенные морды прохожих, тенями мелькавших в окрестных переулках.
– Можно? – спросил Мерш, показывая пальцем на товар.
–
Мерш взял «Люгер P08». Слишком тяжелый. Затвор погнут, спусковой крючок заржавел. Пистолет этого калибра особенно опасен для стреляющего.
– С вашими самострелами далеко не уедешь, – заметил он.
Христос ухмыльнулся:
– Как раз наоборот, умник. Наши «самострелы», как ты выражаешься, едут к нам издалека…
Мерш проигнорировал винтовки и протянул руку за M1911. Знаменитый кольт-45. Тот самый, которым он рассчитался с ублюдками из Службы гражданского действия. Он щелкнул затвором, открыл обойму, проверил ось ствола.
– Если эта штука – кольт-45, тогда я папа римский, – заключил он.
Мужчина фыркнул, встряхнув засаленными патлами:
– Ты начинаешь меня бесить. Или бери, или мотай отсюда. Если не нравится – иди покупай у копов в Калькутте.
Мерш вопросительно посмотрел на Шахина: полиция, выходит, была здорово коррумпирована, если продавала собственную артиллерию.
– Тут как повезет, – пробормотал индус. – Местные копы могут продать тебе оружие за бесценок, а могут и упрятать за решетку на несколько лет.
– Беру M1911, – вздохнул Мерш.
– Заметано, птенчик. С тебя сто долларов.
– Сто долларов?
– Патроны в подарок.
Мерш для приличия поторговался. В последний момент он взял еще «Ка-Бар» – американский армейский нож – и немедленно привязал его к икре. Еще минус двадцать долларов.
Он сунул пистолет в карман брюк, убежденный, что такая пушка, сляпанная афганскими крестьянами или турецкими пастухами из деталей от грузовика или из болтов от трактора, способна только на эффект устрашения.
Снаружи, в переулке, похожем на сточную трубу, Шахин вдруг сказал:
– Не езди в Сусунию.
Это прозвучало как название фильма.
– Да? А почему?
– Это опасно.
Мерш с бравым видом задрал рубашку и показал рукоятку кольта:
– Я способен себя защитить.
– Я говорю не о такой опасности.
Шахин приложил указательный палец к виску. Он уже отбросил свой тон скучающего гида.
– Это опасно… для головы. Из Королевства не возвращаются.
Мукерджи предупреждал его об этом. Индусы любят стращать – как будто у них в стране недостаточно реальных ужасов.
– Не беспокойся обо мне. Я и не такое видал.
Шахин устало махнул рукой.
– В любом случае, – негромко проговорил неприкасаемый, – пока дует муссон, вам ни за что не подняться на гору. Все кончится тем, что вы утонете в грязи.